Вдруг вся конструкция легонько задрожала. Не настолько, чтобы Маша свалилась, но чувствительно. Девочка испуганно завертела головой. Откуда-то сверху шел поезд, состоящий из нескольких вагончиков, маленьких, как детские коляски. Шел он не очень быстро, примерно со скоростью спокойно идущего человека, так что Маша успела хорошо его рассмотреть, пока он приблизился. Вагончики были молочно-белыми, полупрозрачными, в мелких разноцветных крапинках, очень легкими. А внутри оказались малыши. В каждом вагончике, словно в коляске, лежало валетом по два младенца. Одни спали, некоторые пускали пузыри и гукали, но никто не плакал. Поезд слегка потрясывало, он жужжал тихо, как работающий в соседней комнате пылесос, и стук колес был тихим, словно колеса были пластмассовыми, но ровным и ритмичным. Маша из-за переплетения рельсов сначала не поняла, куда движется поезд, и заметалась, куда ей деваться, но он проехал мимо нее, по одной из боковых линий, и резко свернул направо. Потом сверху спустился еще один, причем по рельсам, закручивающимся по спирали. Он почти что перевернулся вверх ногами, но детишек, едущих в нем, это нисколько не обеспокоило. Похоже, они были надежно привязаны. Когда следующий поезд поехал прямо по Машиной ветке, та уже была готова к этому, но побоялась запрыгнуть на него – вагончики казались очень хрупкими. Девочка пропустила поезд, шагнув на одну из боковых линий, а потом вернулась на тот же путь и спокойно пошагала за ним, слегка придерживаясь рукой за край последнего вагона.
Против ее опасений выбранный путь шел относительно прямо, лишь в самом конце свернув влево. Маше не пришлось карабкаться вверх или сворачивать шею на спирали. Дорога привела ее к небольшой пещере, внутри которой стояло несколько маленьких поездов и суетились две огромные Птицы. Вспомнив, что она не невидимая, а прозрачная, Маша пригнулась, двигаясь за своим поездом на корточках. Состав покатился в пещеру, и девочка спряталась за большой камень неподалеку.
Птицы неуклюже цеплялись своими когтистыми пальцами на ногах за вагончики и оттаскивали их ко входу в пещеру, из которой доносился многоголосый рев. Птицы даже вспотели от усердия, сдували со лба прилипшие прядки волос и непрестанно бегали от пещеры к рельсам, но рев не прекращался. Прибыл новый поезд с детишками, и те, едва движение замедлилось, тоже принялись плакать – сначала один захныкал и разбудил остальных, а через минуту уже из всех вагончиков доносился крик.
– С ума сойти! – не выдержала одна из Птиц, ярко-рыжая. – Долго это будет продолжаться? С утра перья слиплись, птенчики кое-как кормленные!
– Такого никогда раньше не было! – словно оправдываясь, простонала ее подруга, черненькая.
– Ну еще бы! – продолжала кричать рыжая. – Две Великие Матери одновременно, и ни одна не желает работать! А нам что делать? Рук-то у нас нет! Ладно хоть кормить Птицелап помогает. А переодевать, перышки, носики, ушки чистить – кто должен? А если они заболеют?
Из пещеры вновь выкатился поезд. Детишки хныкали, но едва вагончики встали на рельсы, многие тут же задремали.
– Я не знаю, что делать, – захныкала черненькая. – Шаман обещал вечером устроить душ из дождя, но я боюсь, что птенцы простудятся.
– Надо всем городом идти к Матерям и сказать – или вместе работайте, или пусть одна уходит, если они не могут распределить обязанности, – решительно заявила рыжая, оттаскивая лапой очередной поезд. – Не просить же людей нянчить наших птенчиков только потому, что у людей есть руки.
– А почему нет? – Маша сделала себя видимой и выбралась из своего убежища. – Вам нужна пара рук? У меня есть, чисто случайно.
– Человек? – встрепенулась рыжая.
– Пара рук? – подняла брови черненькая.
Несколько секунд Птицы смотрели то на нее, то друг на друга.
– Как ты здесь очутилась? – хором спросили они.
– Мой друг сейчас у Шамана, у них какой-то личный разговор, и меня отправили погулять, – сказала девочка.
Она никак не могла решить, стоит ли спрашивать у Птиц про украденного ребенка, но подумала, что если здесь ухаживают за детьми, то Ванечка может быть либо в пещере, либо на одном из поездов. Неизвестно, как поступили Птицы с ребенком в неояслях, может, просто бросили капсулу где-нибудь в углу, не сумев открыть.
– А ты умеешь обращаться с птенцами?
– Покажите, что нужно делать, я буду стараться.
Подкатил новый поезд и остановился, детки проснулись и заплакали.
– Иди с ней в пещеру, – скомандовала рыжая, – а я притащу этот поезд.
– Сюда, пожалуйста! – Черненькая заспешила вперед, забавно переваливаясь на огромных лапах.
Посреди пещеры рос огромный Птицелап, настоящий исполин. Он широко раскинул свои ветки с кулаками листочков так, что потолка просто не было видно. Вагончики внутри стояли в беспорядке, больше всего у входа. Дерево медленно покачивало ветвями, словно под порывами ветра. Черненькая Птица шустро подтащила к нему один из поездов, и шевеление ветвями прекратилось. Кулачки-листочки опустились, раскрыв плоды, похожие на черные блестящие груши, прикрепленные вверх ногами. В узкой части, там, где у обычной груши черенок, плод оканчивался маленькой пупочкой, к которой и прижимались жадные детские ротики.
– Ой, разве им это можно есть? – испугалась Маша. – Я хочу сказать, им бы молока.
– Ну что ты, Птицы не едят молоко!
– А разве это… – начала Маша и осеклась. Голодные детки, особенно те, что постарше, поднимались из своих колыбелек, хватаясь за ветки ручонками, тонкими и длинными. А то, что девочка раньше принимала за одеяло – пушистая серо-белая масса, – оказалось пухом и крохотными перышками, которые покрывали и руки, и грудь, и животики у детей. Во всей пещере не было ни одного человеческого ребенка – только птенцы! Но как же они были похожи на обычных детишек…
– Скорее! – поторопила ее Птица. – Возьми в одну руку душ, а другой поднимай им ручки и поливай, потом перевернешь на животик. Только кушать не мешай. Не волнуйся, сначала течет теплая морская водичка, потом дует теплый ветерок, а вся грязь смоется через дно. Главное, быстренько очистить перышки и попки. Но на шею и головку не попадай. Там пока не волосы, а пух.
– Я, конечно, не орнитолог… – осторожно начала Маша.
– Орни… кто?
– В Птицах плохо разбираюсь. Разве они купаются в воде?
– Мы купаемся! – оскорбилась Птица. – Купаемся, причесываемся, делаем татуаж и макияж. Добываем камушки, носим украшения, украшаем жилища. Мы не дикари! Если тебя запах смущает, то он тут только потому, что детишек со вчерашнего дня не мыли. Собралась помогать, так помогай, поворачивайся!
Маша обратила на запах внимание еще в жилище Шамана, но здесь вонь чувствовалась сильнее. Первого птенца ей пришлось мыть дважды, второго тоже – девочка никак не могла приноровиться к тому, сколько течет вода и сколько дует воздух. Однако второй поезд она обработала быстрее, третий же и вовсе прошел на ура. А после четвертого так затекли руки, что захотелось отдохнуть.