– Что, даже ни о чем у вас с Ниной не спросил?
– Спрашивал, – сморщил лицо Николай. – Только у меня создалось впечатление, что он еще спал наполовину, поэтому его это дело совершенно не вдохновило и он не проявил сыскного рвения, все время зевал во весь рот. Правда, с пожарными он удосужился поговорить минут пятнадцать. В общем, пока ничего сказать не могу. Вызовут, наверное, меня в ближайшее время, тогда и посмотрим, что они думают по этому поводу. А сейчас я пока самостоятельно голову ломаю – кто это может быть?..
Виктор нахмурился, словно что-то вспоминая и анализируя, а потом вскинул на Николая широко раскрытые глаза.
– Коля, кажется, я знаю, кто это мог сделать! – возбужденно выдохнул он. – И пусть меня разорвут черти, если я не прав!
Никита невольно вздрогнул, когда услышал, что дверь камеры открывается. Он лежал на кровати, подложив под голову руки, и вспоминал всю свою жизнь. Как он женился на Нине, как она пренебрегала его вниманием, посвятив все свое время бизнесу и делам. И как внезапно в его жизнь самым наглым образом вмешалась эта идиотка, его любовница, которая заставила его пойти на преступление.
Он резко вскочил и, сев на кровати, с напряжением уставился на дверь. Вошел уже знакомый переводчик, за его спиной маячил ажан.
– Господин Сысоев, мне поручено препроводить вас в аэропорт, – мягким голосом с легким акцентом проговорил мужчина. – Прошу на выход с вещами.
– Меня отправляют в Россию? Значит, вам все-таки удалось доказать мою непричастность к ограблению? Я же вам говорил, а вы мне не верили, – возбужденно высказывался Никита. – Справедливость всегда должна торжествовать!
– Да, здесь я с вами полностью согласен, – кивнул головой переводчик. – Справедливость непременно должна торжествовать. Так что вы очень скоро увидите свою Родину.
– Очень рад этому обстоятельству, наконец-то мои мучения закончатся, – облегченно вздохнул Никита и с готовностью вскочил с кровати. – Вещей у меня никаких нет, так что… – он развел руками. – Я готов следовать за вами.
Переводчик как-то очень странно посмотрел на него и еле заметно скривил рот в усмешке.
«Почему, интересно, он смеется?» – покосившись на переводчика, подумал Никита, но спрашивать ни о чем не стал, ему было совершенно не до этого. Все его мысли были уже там, дома. Он мечтал о ванне с хорошим мылом и шампунем. Он мечтал о хорошей еде в ресторане, и непременно с отличным вином. Он мечтал о женщине, все равно какой, пусть это будет даже проститутка с Тверской. В данный момент это было для него вовсе не важно. Ему как можно скорее хотелось забыть весь тот ужас, который ему пришлось пережить здесь, во Франции, под мостом, в компании замурзанных бомжей. Как только он об этом начинал думать, тут же содрогался всем телом от отвращения к самому себе.
Бородатый мужик внезапно пропал и, сколько Никита ни спрашивал у остальных обитателей трущоб, где он, все, как один, лишь пожимали плечами. Никита не мог понять, что эти пожимания означали. То ли непонимание того, о чем он говорит, то ли что они вообще ничего не знают о бородаче. Ни одного русского больше там не было, и Никита приуныл. Он не знал по-французски ни слова, за исключением «мерси» и «бонжур», поэтому совершенно не понимал, что ему говорят «братья по несчастью». Кормить его никто не собирался, а умирать с голоду очень не хотелось, поэтому однажды, пересилив отвращение, Никита последовал примеру других и полез в мусорные бачки у одного из пригородных ресторанчиков. Один из мужиков «презентовал» ему дырявые вытертые брюки, а второй дал видавшую виды кофту, неизвестно кому в прошлом принадлежавшую – мужчине или женщине. На ноги нашлась пара калош на два размера больше, чем носил Никита, поэтому ему пришлось подвязать их веревками. Вот в таком виде он и лазал целую неделю по помойкам и дрался с уличными собаками за свою добычу. Добраться до Парижа совершенно не представлялось возможным. Никита как-то увидел, что в город ходит автобус, и подошел к водителю, чтобы попросить его довезти. Но тот, как только увидел оборванца, да еще говорящего на русском языке, тут же начал эмоционально жестикулировать и быстро что-то говорить. Он показывал в сторону одного из магазинчиков, рядом с дверями которого стоял ажан. Никита испугался, что его сейчас арестуют, и бросился наутек со всех ног. Денег не было ни гроша, и он окончательно приуныл. Однажды, выйдя на дорогу, он даже пробовал поймать машину. Естественно, ни одна из них даже не притормозила, видя столь экзотическую фигуру, не то чтобы остановиться. Через неделю, к огромной радости Никиты, появился бородач и пообещал помочь ему добраться до Парижа и попасть в российское консульство. Частично он исполнил свое обещание, но – только частично. Когда автобус наконец привез их на автостанцию Парижа, уже было темно, но он успокоил Никиту тем, что консульство работает круглосуточно. Он привел Никиту на какую-то улицу и попросил подождать, пока он вернется. Никита прождал уже пятнадцать минут, как подъехала полицейская машина и его, ничего не понимающего, запихнули внутрь, предварительно нацепив на запястья наручники. Вот таким, на его взгляд, совершенно несправедливым образом он и оказался в этой камере временного содержания.
Никита вышел из камеры вслед за переводчиком и пошел по длинному коридору. Коридор был длинным, по обе его стороны шел ряд таких же дверей, за которой он провел почти две бесконечно долгие недели. Уже в конце коридора он оглянулся и посмотрел на эти двери. Они были из толстого металла, с одним окошечком, которое открывалось, когда приносили еду или когда дежурный ажан хотел посмотреть, чем занимается заключенный. Никите повезло: он сидел в одиночной камере, и ему не пришлось соприкоснуться с другими заключенными. Он видел их только на прогулках, но никогда ни с кем не вступал в беседу, да и они не жаждали общения с ним. Правда, за некоторым исключением. Он боялся до нервного ступора, что его переведут в общую камеру, потому что на прогулках видел, кто там сидит. Один здоровенный негр, двух с лишним метров ростом, как-то уж очень странно всегда посматривал на Никиту. А один раз показал ему такое движение своим языком, что сразу все стало ясно о его намерениях. В другой раз негр подошел к нему и грубо схватил за задницу, так что Никиту буквально парализовало от неожиданности и страха. Как следует ощупав его ягодицы, негр причмокнул языком и подмигнул побледневшему как смерть Никите. Тот чуть не упал в обморок от ужаса, только представив, что с ним может произойти, если он попадет в одну камеру с этим черным амбалом. Ему не раз приходилось видеть фильмы с подобными ситуациями. Тогда он даже в кошмарном сне не мог себе представить, что подобная история может произойти в его жизни, где главным участником придется быть ему самому. После этого случая Никита две ночи подряд вскакивал по ночам от диких сновидений, а на третий день, не выдержав, попросился на прием к начальнику тюрьмы. Сидя в его кабинете, он слезно просил, чтобы его ни в коем случае не переводили в общую камеру, а оставили в одиночке. На что начальник, который, кстати, неплохо владел русским языком, объяснил:
– Начнем с того, что еще не готовы ваши анализы на всевозможные инфекции, не буду их здесь перечислять. Пока они не готовы, вы должны находиться в изоляторе. Это первое. Во-вторых, вы – иностранный подданный, и пока что мы не получили сведений, подтверждающих данные, которые вы сообщили о себе сами. Так что до поры до времени вы можете спать совершенно спокойно в своей одиночке.