– Да какая разница! Хрен редьки не слаще. Попробовали бы они в наше время открыто выступить – мигом бы очутились на лесоповале. Дожили! – Нинель Митрофановна перевела дух, а потом обрушила свой гнев на мою скромную персону: – Да и вы тоже хороши: зачем развратникам потакаете? Вдруг да кто-нибудь за них подпишется? Вам-то не стыдно будет, когда они в правительство попадут?
С волками жить – по-волчьи выть. Мобилизовав все свои актерские задатки, я смущенно потупилась и забубнила:
– Да я бы ни в жизнь, но уж очень деньги нужны. Дети голодные плачут, жить негде, угол снимаем, молоко вот подорожало, а тут еще болезни навалились, то корь, то краснуха, то грипп, на лекарства не напасешься, себе во всем отказываю, а что делать, надо как-то вертеться…
Эта галиматья растрогала сердце старухи, и она сменила гнев на милость.
– Ну ладно, дочка, давай, что ли, за «зеленого» подпишусь.
Тут я сообразила, что никакого бланка для подписи у меня нет. Опять пришлось выкручиваться:
– По отдельности нельзя, Козлюк и Крапивнер идут в паре. Но вам все равно спасибо за желание помочь. Вы, сразу видно, добрая женщина, таких сегодня мало.
И в сердце льстец всегда отыщет уголок. Нинель Митрофановна чуть не прослезилась от внезапно нахлынувшей любви ко мне.
– Ох и не говори, дочка! Из-за своей-то доброты я всегда и страдаю. Да вот взять хотя бы давеча: из жалости помогла человеку, а в ответ не получила никакой благодарности. Наоборот – чуть последнего здоровья не лишилась…
Я старалась поддерживать на своей физиономии искру заинтересованности, но с каждой секундой мне это давалось все труднее. Похоже, описание благодеяний Нинель Митрофановны затянется надолго. Нет, определенно я не умею манипулировать людьми, как профессиональный оперативник, напротив – это они вертят мною как хотят.
Пенсионерка между тем заливалась соловьем:
– Неделю назад у нас в доме тоже ходила одна женщина, собирала подписи для выборов. А я вообще-то этим политиканам не доверяю, даже когда голосовать хожу, то всегда отмечаю пункт «Против всех». Такая у меня принципиальная позиция. Но тогда я пожалела эту женщину: приличная, пожилая, бедно одета. Ладно, думаю, пойду на сделку с собственной совестью, подпишусь за ее кандидата. И что бы вы думали? Во-первых, она мне даже спасибо не сказала. А во-вторых, не прошло и получаса, как она выбежала из подъезда словно угорелая, пронеслась в миллиметре от меня, чуть с ног не сшибла. Я так перепугалась, что потом два дня с сердцем отлеживалась. Вот так-то: не делай людям добра, не получишь зла!
Я настолько тщательно следила, чтобы на моем лице не проступила скука, что не сразу заметила, как к нам присоединилась еще одна собеседница – Ольга Сергеевна, та пожилая дама, что с короткой стрижкой. В отличие от своей соседки она спустилась сверху.
– Нинель Митрофановна, это вы о чем?
– Да о той женщине, что приходила к нам неделю назад подписи собирать. Пожалела я ее, говорю, а в ответ – шиш с маслом получила. Хорошо еще, хоть жива осталась. А вы-то как, подписались за ее кандидата?
– Не видела я никакой женщины и ничего не подписывала, – решительно ответила Ольга Сергеевна. – Наверное, вы, голубушка, как всегда, что-то путаете.
Не знаю, нарочно или случайно Ольга Сергеевна бросила перчатку Нинель Митрофановне, но только сцепились они в словесной перепалке не на жизнь, а на смерть. Пока рядом со мной ругались две фурии, я, конечно, не могла приступить к намеченному плану – опросу непосредственных соседей Краснянского. Поэтому пришлось согласиться на роль зрителя и занять место в первом ряду партера.
Однако по мере того, как спор старух обрастал подробностями, во мне пробудился интерес к предмету их разговора. Выяснилось следующее: в день убийства Краснянского, приблизительно с трех до четырех часов, по подъезду ходила женщина, которая собирала подписи за кандидата в депутаты. Нинель Митрофановна, живущая на втором этаже, пожалела женщину и подписалась. А Ольга Сергеевна, обитающая на четвертом этаже, уверяет, что к ней в квартиру никто не звонил, хотя пенсионерка весь день провела дома в хозяйственных хлопотах и лишь к вечеру вышла во двор, чтобы обсудить жуткую новость про убийство жильца с третьего этажа.
Решение головоломки напрашивалось само собой: женщина не дошла до четвертого этажа, потому что ее что-то спугнуло на третьем. Что? Конечно же, зрелище мертвого тела Краснянского! А что, если агитаторша даже наткнулась на убийцу, который выходил из квартиры с руками, обагренными кровью? Тогда понятно, почему она сломя голову кинулась на улицу и чуть не сбила с ног Нинель Митрофановну. Я обязательно должна найти эту женщину! На Петровке она даст свидетельские показания с описанием настоящего убийцы, и Настю отпустят! Страшно представить: подруга уже пять дней мается в СИЗО. Неужели она наконец вернется домой, к сыну и маме?
– Что это был за депутат? Какая партия? – схватила я за руку Нинель Митрофановну.
Та, разгоряченная словесной баталией, не сразу меня поняла, поэтому мне пришлось еще раз прокричать вопросы в самое ее ухо.
– Какая партия? – вышла из оцепенения пенсионерка. На ее челе отразился след глубоких раздумий. – Ну… вроде… Партия Жопы.
У меня отвисла челюсть.
– Партия Жопы? Не может быть такой партии.
– Да я и сама знаю, что не может! – окрысилась пожилая дама. – Но почему-то только это слово на ум и приходит!
– Ну ладно. А эта женщина оставила вам какую-нибудь рекламу? Ну, календарик, бывает, дарят или схему метро…
– Да ничего она мне не дарила! Я же говорю: никакой благодарности… – оседлала своего любимого конька Нинель Митрофановна, но тут же осеклась: – Впрочем, нет, вру – был листок с какой-то харей, гладкий такой, цветной. Я еще подумала: «Господи, и на что только они деньги тратят?! Лучше бы нам пенсию прибавили!»
– А где, где этот листок? – От нетерпения я едва не подпрыгивала на месте.
– Да откуда мне все упомнить! Наверное, так до сих пор в коридоре на трюмо и лежит.
Уж не знаю, каким чудом мне удалось очаровать вздорную старуху, но через пару минут мы втроем стояли в тесном коридоре в квартире у Нинель Митрофановны и искали листок. Победила Ольга Сергеевна, которая обнаружила его в одинокой резиновой калоше, невесть как затесавшейся среди летней обуви.
По верху листка крупными буквами был написан лозунг: «ЗА БЛАГОПОЛУЧИЕ!» Ниже красовалась упитанная физиономия мужика с маленькими глазками и оттопыренными ушами. Фотография не оставляла никаких сомнений: за свое личное благополучие мужик будет бороться до последней капли народной крови. Под физиономией шла подпись: «Продажный Данила Никифорович – кандидат в депутаты от ПХЖ (Партия Хорошей Жизни)».
Меня начал душить смех, и я, не прощаясь со старухами, тихо выползла на лестничную площадку, где уже смогла расхохотаться в полный голос. Наверное, мое странное поведение еще долго будет предметом сладостных сплетен и пересудов на лавочке перед домом. Но по-другому я поступить не могла: стоило бросить взгляд на физиономию кандидата, а также прочесть немногочисленные надписи, как истерический смех накатывал с новой силой.