Вихрем пронесшаяся рядом с ней рыжекудрая красавица так и впечаталась в сознание, въелась, как въедается в живую плоть раскаленное клеймо. Что-то в ее промелькнувшем облике беспокоило Ингу, заставляло напрягать память, перебирать подробности: выражение лица, выбившиеся из прически пряди, детали туалета…
– Боже мой! – вскрикнула Инга, рванулась было вперед, но осадила себя.
Куда она побежит? Зачем? Какой-то молодой смутьян, пьяный в стельку, затеял драку, набросился на художника с кулаками, – очевидно, один из воздыхателей этой распущенной женщины, Александрины. «Обнаженная Маха» явно написана с нее. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы заметить сходство. Понятно, по какой причине возник конфликт. Богиня разрушения и раздоров как на полотне, так и в жизни сеет вражду и провоцирует стычки. Домнин со сверхъестественной прозорливостью подбирает натурщиц: в этом ему точно не откажешь.
«Из-за меня мужчины ни разу не дрались, – с оттенком горечи подумала бывшая балерина. – Даже на сцене. Я могла бы станцевать умирающего лебедя, но не Кармен…»
Она украдкой, из-под вуали, взглянула на Астру – та и не думала вмешиваться, предоставив событиям развиваться так, как им было положено.
«Что привело ее сюда? – подумала о ней госпожа Теплинская. – Увлечение живописью? Любопытство? Она взяла с собой Карелина… Значит, хочет подстраховаться на случай опасности. Какой? Неужели она кого-то подозревает? Уж не меня ли? Боится, что я не выдержу и кинусь убивать Санди? Я не цыганка… и не маха с кинжалом под подвязкой. А вот кое у кого орудие убийства при себе!»
Матвей и Астра наблюдали за происходящим. Во-первых, к Домнину было не пробиться; во-вторых, бесполезно. Если Сфинкс там, он успеет сделать свое дело, его уже не остановишь.
– Где Маслов? – заволновалась Астра. – Где Инга?
– Скульптора не вижу, а твоя клиентка вон стоит… за колонной, в тени. Между прочим, во время траура не принято посещать ночные клубы.
И тут Астра сообразила наконец, что не давало ей покоя, едва она увидела Санди в испанском наряде.
– У нее булавка. На болеро…
– Брошь, – поправил ее Матвей. – С черными и красными камнями.
– А какая у броши застежка, знаешь? Она убьет его, – твердила Астра, не слушая его возражений. – Убьет. Прямо сейчас! Думаешь, она за Мурата испугалась? Черта с два! Ей плевать на всех мужчин, вместе взятых. Она раззадорила глупого мальчишку, довела его до истерики, до нервного срыва… и он создал для нее идеальные условия, чтобы убить.
– А Маслов?
– Маслов зализывает раны…
– Кто же был ночью в мастерской и ударил Санди по голове?
– Потом разберемся.
– Сам Домнин? Картина-то цела! – затряс головой Матвей. – Ничего не понимаю. Запутался.
– Убили-и-ии-и! – заголосила какая-то женщина. – Уби-и-или-и!
– Накаркали… – пробормотал он, в несколько прыжков оказываясь возле дерущихся.
Собственно, стычка прекратилась тотчас же, как раздался истошный крик, все расступились, красные и взъерошенные, а на полу осталось лежать тело художника.
– А-а-а-а! – завизжала Александрина. – А-а-а-а!
Броши на ее болеро не было: крупный цветок из красных и черных камней с открытой застежкой валялся рядом.
Матвей резко наклонился – на руке Домнина, чуть выше запястья, выступила алая капелька крови…
Подбежала Астра и молча уставилась на эту немую сцену. «Обнаженная Маха» возвышалась на постаменте, подобно идолу, взирающему на устроенную в его честь мистерию. В глазах богини-воительницы полыхало бесовское пламя. Она была довольна!
* * *
– Я не хотела, – рыдала Санди. – Я только… я пошутила.
– Ничего себе шуточки.
– А что он себе позволяет? Позволял… Он издевался надо мной! Дурачил, «разводил», как несмышленую девчонку! Он сам пытался меня у-убить, но потом, видно, не решился. Струсил!
– Ваша брошь? – невозмутимо спросил Матвей, показывая на завернутое в целлофан украшение. – Это, между прочим, улика.
Первым делом он подобрал предполагаемое орудие убийства – брошку из красных и черных стразов. Бижутерия: никакой ценности не представляет, но может послужить разоблачению преступника… или преступницы.
– Зачем вы убили Домнина? Надеетесь завладеть его имуществом? В тюрьме оно вам не понадобится.
– Вы меня допрашиваете? По какому праву? Вы что, следователь?
– Криминалистов уже вызвали, они едут, – сказала Астра. – Зря вы отказываетесь отвечать. Мы хотим разобраться по совести, а в милиции с вами будут говорить по-другому.
Администратор клуба предоставил для предварительной беседы с подозреваемыми и свидетелями свой кабинет, и Карелин с Астрой вызывали туда по одному участников инцидента.
– Кто вы такой? Вы не коллекционер! – возмутилась Александрина. – Вы… частный детектив, что ли? Вас кто-то нанял?
– Я действую исключительно по собственной инициативе. В ваших же интересах прояснить некоторые подробности.
– Я ни в чем не виновата, – твердила она.
– Во время потасовки вы прикинулись, что разнимаете дерущихся, а сами под шумок расстегнули брошь и укололи острием застежки художника в руку, после чего он скончался. Как вы это объясните?
– Никак. Я не притрагивалась к броши. В суматохе кто-то воспользовался моим украшением, чтобы… чтобы…
Она запнулась и замолчала, кусая губы.
– Чтобы что? – строго посмотрел на нее Матвей. – Убить Домнина? Выходит, на острие броши имелся яд и вы об этом знали? Зачем вы надели на вечеринку отравленную брошь, если не собирались никого убивать?
– Брошь не отравлена… Господи! Я… просто в шоке! Какой яд? Откуда? Я же сама могла нечаянно уколоться!
– Застежка надежная, просто так не откроется, – парировал Матвей. – По крайней мере дюжина свидетелей подтвердят, что видели брошь на вашем болеро. Боюсь, вас ждут серьезные неприятности.
– Я ни при чем, клянусь! – залилась слезами рыжеволосая вдова. Даже горе ее красило. – Это была шутка.
– Я не понимаю. В чем же заключалась шутка? Человек мертв…
– Он умер не от укола. Вероятно, у него случился инфаркт от страха… или инсульт. Я уверена, что брошь не отравлена.
– А если вы ошибаетесь? Или лжете?
Санди была так подавлена и растеряна, что забыла об осторожности и здравом смысле. Ее натянутые нервы, казалось, звенели от легчайшего прикосновения.
– Вы написали Домнину угрожающее письмо? – пошла в атаку Астра.
У Санди не хватило сил сопротивляться.