— Это будет долгая ночь, — сказала она. — Не торопи свою душу. Мы будем бродить вне времени.
Они сели на чахлую траву и скрестили ноги. Форсквилис подняла лицо к небу.
— Смотри ввысь, — сказала она. — Видишь, вон шаги Ориона. А вот и Дракон рядом с полярной звездой. Колесо небес крутится, крутится, крутится. Взбирайся на Большую Медведицу, Дахут, входи, преодолевай века.
Глаза и душа устремились в бесконечные глубины небес.
Луна взобралась выше. Колдунья тихо запела. Где-то вдали гремели и клокотали волны.
— Единство. Все в одном и одно во всем. Видишь во сне тех, кто спит мертвым сном.
Земля тихо вздрагивает от мороза. Медленно катятся камни; наступает ночь, над ними будут сиять звезды. В ожидании весны дремлют семена. На севере мерцает полярная звезда — воспоминание о давних пожарах. Как колеса колесницы грохочут волны. Ветер вздыхает, ищет губы для поцелуя.
— Что тебе сказала ночь? Нет, мне не говори, скажи себе. Эйа, эйа, баалех ивони.
Начался отлив. Высоко в небе светила маленькая луна.
Форсквилис поднялась.
— Пусть сила войдет в нас, — сказала она. Дахут тоже встала, непоколебимая и изумленная.
— Подпевай в припеве, — приказала Форсквилис. — Я тебя учила.
— Я помню, — сказала Дахут. — О, я помню больше, чем знала прежде.
— Будь осторожна. Не останавливайся лишь на том, что приходит Оттуда. Но этой ночью ты должна была почувствовать власть. Теперь мы вместе вызовем ветер.
Над безмолвным миром полилась песня. Только внизу раздавался шум отступающего моря.
Преобразились звезды, поднялась луна. Бриз, который только что шелестел, начал усиливаться, пока тихо посвистывая, словно кто-то играл на тростниковой дудочке. На западе у горизонта расплылся туман.
Форсквилис танцевала под луной. Сначала движения рук и тела напоминали низкие волны. Мелодия зазвучала громче и выше, стала похожа на крики чайки. Ее плащ развевался на ветру. Дахут стояла в стороне у куста шиповника, на фоне древних стен и неба выделялось ее белое платье. В конце каждой строфы она подхватывала:
«Боги вездесущие, богини, жизнь дающие, ваши кровные дети разбудят вас».
На западе поднялись тучи. Луна посеребрила их плечи. Мелодия зазвучала так, словно кто-то играл на дудке, сделанной из кости мертвеца.
Форсквилис танцевала неистово. Надвигались тучи, проглатывая созвездие за созвездием. В лунном свете белели вспенившиеся волны. Они с рычанием, шипением и свистом обрушивались на скалы. На ветру колыхались звезды.
Форсквилис остановилась.
— Довольно, — сказал она усталым голосом. — Боги мстят тем, кто обманывает сам себя. Мы узнали, что ты рождена для власти. Идем домой.
— Нет, — раздраженно сказала Дахут, — позволь мне остаться здесь и посмотреть!
Форсквилис посмотрела на нее долгим взглядом. На ветру развевались и хлопали плащи.
— Как хочешь, — сказала Форсквилис. — Вернее, поступай так, как должна.
Она направилась в Ис. Дахут прижалась к земле. Буря усиливалась.
Небо переполнилось, захлестал дождь, море с ревом обрушилось на скалы, а Дахут стояла обнаженная, широко раскинув руки, подставив ветру лицо, и громко смеялась.
Рассвет, пойдя на поводу у бури, запоздал, последний рассвет черных месяцев, в день рождения Митры. На востоке горы укутал ледяной туман. Кое-где еще не угасли облака, преследуемые горбатым месяцем. Море походило на вылитый из котла расплавленный металл, уже застывший. Дахут стояла на самой высокой скале мыса Ванис и пела:
Зеленые волны и серый туман.
Прилив все сильнее и ветер пьян.
Зеленый прилив и серый отлив и рваные облака.
А море само по себе всегда.
Померкшие воды, серебряный воздух кругом.
Пучина сквозь тучи мерцает ночным серебром.
Буря сметает серых камней облака.
А море само по себе всегда.
Море все рушит, стремительный воздух везде.
Стихия бушует на небе и на воде,
И ветер срывает брызги, швыряет их в облака.
А море само по себе всегда.
И ветер во мне, и небо во мне,
Темнеющие от звезд, светлеющие при луне.
Я разрываю волны, я ворошу облака.
А море во мне навсегда.
Весной Томмалтах Мак-Доннгали возвратился в Ис. Он снова приехал по торговым делам и снова не в поисках наживы, а чтобы опять побывать в этом городе. Когда он снова получил приглашение во дворец, сбылась его самая необузданная мечта: там, в первый же свободный день, принцесса Дахут предложила ему показать город. Сердце его колотилось. Эту ночь он провел без сна.
Она провела его по таким местам, куда он никогда не чаял попасть. Весталке в первом поколении везде был доступ. Полдень застал их на Водяной башне, где бывали только астрономы и философы.
Он с почтением изучил установленные там инструменты и принялся осматриваться. Ниже парапета, за цветущей долиной, изгибалась городская стена. К ней примыкал украшенный колоннами так называемый Дом Звезд с красной черепичной крышей. Неподалеку возвышались зеленые сады Илвена — потир для еще более прекрасного храма Белисамы. Эту часть города украшали храмы и особняки. К Форуму вела оживленная и величавая дорога Лера. В безоблачное небо устремились башни. За морскими воротами поднималась бело-голубая вода, на горизонте виднелся святой Сен. Над ним кружили бесчисленные птицы.
Его взгляд снова вернулся к Дахут. Она стояла рядом с ним и тоже смотрела вдаль. Пахло солью и цветами, на прохладном ветру ее тонкое платье облепило стройную фигуру. Он заметил, что за год ее бедра и грудь еще больше округлились. Ветер трепал ее янтарные волосы, и казалось, что они вобрали в себя солнечный свет.
Он вздохнул.
— Удивительно, удивительно. Если бы только я мог здесь остаться…
Она одарила его улыбкой.
— Но ведь ты можешь вернуться, — сказала она. — И не раз.
Он покачал головой. За месяцы, проведенные дома, из-за недостатка практики, он стал хуже говорить по-исански.
— Только боги знают, когда я сюда вернусь. Я сделал все, что мог, лишь бы приехать сюда.
Как легко дотронулась она пальчиками до его руки, лежащей на краю стены.
— Раньше ты этого не говорил.
— Нет, потому что не хотел портить радость. Но… мой отец, туаты… я им нужен.