Я посмотрела на свои руки: они тряслись. Меня охватил животный ужас. Это конец! Мы никогда не найдем противоядие, у нас нет шанса спастись! Захотелось завыть – громко, протяжно, душераздирающе, как воет бездомная собака с перебитыми передними лапами в февральский мороз, потому что знает: у нее есть только один выход – сдохнуть под забором.
Стоп! Нельзя поддаваться панике. У нас осталось в запасе двенадцать часов, целых двенадцать! Это много, за это время можно горы свернуть. Мы должны бороться! Надо делать хоть что-нибудь, пусть даже на первый взгляд поступки покажутся бессмысленными. А вдруг будет толк?
– Этого не может быть! – убежденно заявила я. – Светлана жива, просто она тебе не доверяет, вот и решила скрыться. Вдруг она отдаст противоядие, а тут выскочат менты и наденут на нее наручники? Поэтому она и подговорила знакомого сказать, что выбросилась из окна, авось ты отстанешь и не будешь ее искать.
Я легко и естественно перешла на «ты», Сильвия тоже не стала церемониться перед смертью:
– Откуда в тебе столько оптимизма? Я уже совсем пала духом.
– Жизненный опыт, помноженный на обаяние. Аесли серьезно, то и не из таких передряг выходили, прорвемся! Короче, мы должны найти Чухланцеву, живую или мертвую.
В глазах Сильвии читалось твердое убеждение, что второй вариант более вероятен.
– Но как мы ее найдем?
– Есть у меня идея, – ответила я и набрала номер Руслана Супроткина.
Капитан взял трубку после седьмого гудка – надо же, прогресс налицо!
– Ты узнал что-нибудь по моему делу? – без лишних предисловий поинтересовалась я.
В трубке повисло красноречивое молчание.
– Забыл, да?
– Не забыл, просто не успел, замотался.
Замотался он, надо же, я сейчас расплачусь от сострадания. Вот уж кто замотался, так это я! Но меня почему-то никто не жалеет.
– Правда, не успел, извини, – лебезил капитан, пока я держала укоризненную паузу. – Люська, сегодня точно узнаю и перезвоню тебе, хорошо?
– Хорошо, – смилостивилась я. – У меня к тебе еще одна просьба, маленькая, но очень срочная! Если выполнишь, тогда я тебя прощу.
– Какая? – напрягся жених.
– Мне нужно узнать, проходит ли по вашим милицейским сводкам самоубийство некой Светланы Ивановны Чухланцевой. Она могла покончить с собой вчера или сегодня, скорей всего, в Москве.
Руслан заметно повеселел:
– Пара пустяков! Но тут есть одна загвоздка. Обычно самоубийцы не носят с собой паспорт. На то, чтобы установить их личность, может уйти пара дней, и это в лучшем случае.
– Тогда я дам тебе ее описание, э-э-э…
Тут до меня дошло, что я никогда не видела няню. Сильвия принялась подсказывать:
– Возраст – около сорока пяти лет, рост – метр шестьдесят, худощавое телосложение, волосы короткие, темные, с проседью. Всегда носила на левой руке золотое кольцо с крупным рубином. Говорила, что оно досталось в наследство от бабушки.
– И вот еще что, – добавила я, – мне нужен адрес этой Светланы Ивановны. Найдешь?
– Постараюсь. А почему ты ею интересуешься?
– Секрет. Должна же быть в женщине какая-то загадка?
– В тебе их слишком много, хватит на трех жен, – сказал капитан и отключился.
Я оторопело уставилась на трубку. Про трех жен, это что, какой-то намек?
Сильвия пошла домой, чтобы отнести покупки, я поднялась с ней. Жила она в малогабаритной «однушке», от входной двери отлично просматривались и комната, и кухня. Выцветшие обои, скромная мебель, еще из восьмидесятых годов прошлого века, потертый линолеум. И прямо на этом видавшем виды линолеуме в прихожей небрежно валялась платиновая норка. Тут же штабелями стояли коробки с обувью – кожаной, дорогих марок. Судя по размерам некоторых коробок, хозяйка прикупила даже зимние сапоги. Были там и детские ботиночки. Поскольку других следов присутствия детей в квартире не наблюдалось, обновка явно предназначалась будущему отпрыску. А Сильвия еще упрекала меня в излишнем оптимизме!
Зазвонил телефон, определился номер Руслана.
– Я все выяснил. Самоубийство Светланы Ивановны Чухланцевой по сводкам не проходит, так же как и женщины с такими приметами. Адрес, по которому она зарегистрирована в Москве: Криворожская улица, дом четыре-а, квартира шестнадцать.
– Где это?
– Насколько помню, рядом с метро «Нагорная». Ну, пока.
Он повесил трубку, я даже не успела его отблагодарить.
– Ну вот, самоубийство не зарегистрировано, – обрадовала я Сильвию. – И правда, посуди сама: если бы она выбросилась с восьмого этажа, во что превратился бы ее мобильник, а? У меня есть адрес Светланы, поехали!
На улице я привычно свернула к метро, Сильвия меня остановила:
– Поймаем машину, дорога каждая минута!
Нужный дом оказался кирпичной пятиэтажкой, чудом не попавшей под снос. Место здесь было не очень уютное: рядом расположен какой-то завод, под окнами проходят трамвайные рельсы, а в пятидесяти метрах шумит Варшавское шоссе.
Домофон на подъезде был вырван с корнем. Мы поднялись на четвертый этаж и позвонили.
Дверь открыла бодрая пенсионерка с накрашенными губами. На ней был надет розовый спортивный костюм, который подчеркивал пышные формы.
– Ну, слава богу! – улыбнулась пожилая дама, показав хороший зубной протез. – А то я уже начала волноваться.
Мы с Сильвией во все глаза пялились на пенсионерку и не знали, как реагировать.
– Что же вы стоите? – подбодрила дама. – Проходите, прошу!
Сильвия первая зашла в квартиру, я последовала за ней. В маленькой прихожей нам троим было тесновато.
– В углу лежат бахилы, – сказала дама, – лишняя инфекция тут ни к чему.
Сталкиваясь лбами и балансируя на одной ноге, мы с Сильвией надели на туфли шуршащие пакеты.
– Видите ли, в чем дело, – начала Сильвия, тяжело отдуваясь, – Светлана Ивановна…
– Я в курсе, – перебила пенсионерка, – хозяйка предупредила о вашем приходе. Наверное, вы хотите сразу посмотреть на Вику? Она в маленькой комнате.
Морщинистой лапкой с накрашенными ногтями она указала на дверь.
Мне нравится, когда женщины в возрасте следят за собой: маникюр, укладка, выразительные тени на глазах и неяркий румянец. На Западе это норма, а у нас, к сожалению, старушки отправляются в парикмахерскую лишь за тем, чтобы обкорнать седые волосы «под мальчика». А если бабушка вдруг позволит себе потратить часть пенсии не на конфеты внукам, а на косметику, боюсь, родные поднимут ее на смех. Тем приятнее видеть исключение из этого правила.