– Где грецкие орехи? Где мед? Где печень трески? Давай сюда!
Тетка приблизила ко мне свое лицо, изо рта пахнуло гнилыми зубами.
– Слушай, ты дура, что ли? Зачем бабке печень трески, у нее ж давление подскочит! А от меда сахарный диабет начнется! Пусть творожок кушает да кашку на воде – самая полезная еда. А орехи я и сама люблю.
Меня охватила ярость. Если уж ты так охоча до чужих денег, что удержу нет, то отними у олигарха нефтяную вышку. Или у министра счет в швейцарском банке. Народ тебе только спасибо скажет. А не обворовывай одинокую слепую старуху, сволочь! Руки так и чесались пристукнуть мерзавку, останавливала мысль, что придется сидеть в тюрьме. А на мне и так уже «висит» один труп.
Я бросилась к телефону, набрала «ноль-два».
– Милиция? Приезжайте, здесь издеваются над пожилым человеком. Как издеваются? Отняли пенсию, морят голодом, бьют…
Баба подскочила, нажала на «отбой» и завизжала:
– Кто ее бьет-то?!
– Ничего, сначала заведем уголовное дело, потом будем разбираться: кто бьет, кто голодом морит, кто деньги ворует. А я свидетелем пойду.
Тетка кинула мне свой кошелек и прошипела:
– Вот деньги, подавись ты ими, сука!
Я вытащила содержимое кошелька. Ого, десять тысяч рублей, совсем не плохо для социального работника! Здесь около трех пенсий Лидии Тимофеевны. Думаю, эта гадина стащила никак не меньше.
В этот момент на кухню вошла хозяйка. Вид у нее был растерянный.
– Ничего не понимаю, – пробормотала старушка, – только середина месяца, а деньги уже закончились. Как же так? Ведь пенсию увеличили на сто рублей…
– Баб Лид, а Татьяна как раз нашла ваши деньги, – преувеличенно бодро сказала я. – Они здесь, на кухне лежали. Правда, Татьяна?
– Угу, – хмуро отозвалась тетка.
Я сунула купюры старушке в руки.
– Так много? – изумилась она.
– Может, вы лунатизмом страдаете? – выдвинула я предположение. – Встаете ночью и прячете деньги в хлебницу. Никогда за собой такого не замечали?
– Нет, – ответила баба Лида, счастливо улыбаясь.
– И еще Татьяна говорит, что ей рассказали про дешевый магазин, специально для пенсионеров, в нем цены в три раза ниже, чем везде. Теперь она будет только там продукты покупать, значительная экономия выйдет! Верно, Татьяна?
– Угу. – Тетка смотрела на меня волком.
– А сейчас Татьяна вымоет полы в квартире, правда ведь?
Я просто физически ощущала ненависть, исходившую от бабенки. Но она послушно взяла ведро со шваброй и принялась драить полы.
Я записала телефон Лидии Тимофеевны, потом заставила ее выучить наизусть номер моего мобильного.
– Баб Лид, если какая-то проблема, сразу звоните мне. Я приеду и разберусь, – сказала я громко, чтобы слышала воровка. Пусть знает, что за старушку есть кому заступиться!
Вымыв полы, бабенка засобиралась прочь. Я показала на пустую коробку из-под рафинада и рявкнула:
– Чеки складывать сюда! Буду приезжать и проверять! Если хотя бы рубль не сойдется – сядешь!
Татьяна презрительно фыркнула и заявила:
– Знаю я, чего ты хочешь – бабкину квартиру захапать! Но не надейся! Ишь приехала, приказы раздает!.. Квартира достанется государству, она уже и договор подписала!
Окинув меня победоносным взглядом, социальная работница ушла.
Теперь я поняла, почему Крылов забросил родную тетку. Взять с нее нечего, убогая квартирка – и та перейдет государству, а бизнесмен на дух не переносил благотворительность. Интересно, какая выгода ему была в том, чтобы завещать свое имущество мне?
Вскоре и я стала прощаться с бабой Лидой. Старушка умудрилась всучить мне гостинцы – яблоко и плавленый сырок «Дружба». Я чуть не разревелась, пробормотала: «Я позвоню», – и помчалась вниз по лестнице.
Значит, фотография оказалась в гробу не случайно. Впрочем, она может не иметь к убийству никакого отношения. Возможно, Алехин не смог приехать на похороны, например, эмигрировал в Канаду, вот и попросил кого-нибудь из родственников в знак памяти положить фотографию около гроба. Например, вдову. А Яна Борисовна, будучи по натуре типичной блондинкой, засунула ее покойнику в руки. Хотя Яна говорила мне, что не знает никакого Алехина… Ну так ведь это легко объясняется! Детское прозвище осталось в прошлом, вдовица действительно не знала Алехина, зато была знакома с Алексеем Беляевым. Надо еще раз поговорить с дамочкой.
На всякий случай я решила заглянуть в соседний подъезд. Здесь тоже не было домофона. Я поднялась на пятый этаж, позвонила в квартиру справа. Дверь открыл спившийся мужичонка.
– Чё надо? – заплетающимся языком спросил он.
– Беляевы здесь проживают?
Мужик тупо на меня уставился:
– Чё?
Я повторила вопрос.
– Где? – отозвался он.
Я поняла, что толку от него не добьешься.
– Как ваша фамилия?
– Опупенко я.
– До свидания, – сказала я и стала спускаться на первый этаж.
Вслед мне полетел крик:
– Эй, а ты чё приходила-то?
Следующее утро началось с визита Алика, уже ставшего традиционным. В руках спасателя поблескивала металлическая штуковина, которую он любовно пристроил в углу.
– Что это? – испугалась я.
– Глушитель от «Москвича», в хозяйстве пригодится.
Я хотела сказать, что и так уже спотыкаюсь о сварочный аппарат и огнетушитель, но передумала. В конце концов мужчина приносит в мой дом вещи, а не выносит их. Заботится, наверное, хотя и весьма оригинальным способом.
Я заранее приготовила для Алика сломанный фен, и он сразу же принялся за ремонт.
– Люся, между прочим, я редкий человек! – вдруг заявил московский татарин.
– В каком смысле?
Он потрепал свою огненную шевелюру.
– На планете всего два процента людей обладают рыжими волосами.
– Правда?
– Да, и большинство из них живет в Шотландии. Так что в России рыжих вообще один процент. Вам повезло, что вы со мной знакомы.
– Ого! – Я изобразила радость.
– В древности рыжие люди считались хорошими воинами и слыли бесстрашными людьми, – гордо сообщил Алик. – Между прочим, это доказано физиологами: мы легче переносим боль, и во время операции нам надо давать более сильный, чем блондинам или брюнетам, наркоз. Но вообще-то нервная система у нас более ранима, мы люди чувствительные и сентиментальные.