– Ой, что это? – испуганно ахнула Наташа, проворно отпрыгивая от тяжело дышащего Лесика на добрый метр.
– Это лягушки, – хрипло сказал Лесик, у которого кровь шумела в ушах, заглушая все внешние звуки.
– Нет, это не лягушки! – не согласилась девушка, которая, в отличие от возбужденного Лесика, не полностью утратила слух. – Это... Это... Мама!
Лесик обернулся и увидел низкорослое тощее существо – грязное, мокрое, с ног до головы облепленное тиной и больше всего похожее на мифическую болотную кикимору.
– Это твоя мама?! – искренне ужаснулся Лесик.
– Твою мать! – согласно проскрипела кикимора, выбираясь из болотца на полянку, протоптанную длинными крепкими ногами Лесика и Наташи.
– Уи! – отчего-то по-французски ответила барышня, оседая на землю.
– Уи-уи! – поросенком издевательски взвизгнула кикимора, хладнокровно переступая через девичье тело и протягивая грязные лапы к опешившему Лесику. – Че стоишь как вкопанный? Одежу давай, живо!
– Опять?! – вякнул юноша, с огромным изумлением узнавая в кикиморе двойника давешнего болотного чмо.
Кошмарное чудище задышало с угрожающим присвистом.
– Ладно-ладно! – поспешно сказал Лесик, начинающий привыкать к еженощному стриптизу в болотистой местности.
Чмо сцапало одежку и растворилось в ночи.
– Притягиваю я их, что ли? – с отчаянием в голосе безадресно вопросил Лесик. – Ну, надо же! Второе болотное чмо за два дня – и опять штаны требует! Нет чтобы хоть раз платьице взять! Среди них, что, баб нету, одни мужики?
Лесик обиженно посмотрел на Наташу, лежащую на земле в полном дамском обмундировании, и с решительным возгласом «Эх, где наша не пропадала!» начал девицу раздевать.
Через минуту он был вновь бит по морде разгневанной дамой и покинут в приозерных кущах в гордом одиночестве и отвратительном настроении без штанов и надежд на успехи в личной жизни.
Вечернюю трапезу снова готовил Марик. Он ловко кромсал огромным кухонным ножом ингредиенты для обещанной нам «пиццы по-киевски», а мы с Иркой наблюдали за процессом с повышенным вниманием, которое Марику очень льстило. Впрочем, нас интересовало не кулинарное шоу как таковое, а в высшей степени подозрительная ловкость рук, проявленная Мариком.
Ирка следила за действиями повара, заметно мрачнея.
– Не знаю, мой ли это племянник, но он не дизайнер, это точно! – шепотом сообщила она мне результаты своих раздумий, после того как мы дружно слопали «пиццу по-киевски» – действительно очень вкусную. – Где это видано, чтобы дизайнер так умело обращался с кухонной утварью?!
– Может, у него такая специализация – «дизайнер-кулинар»? – тихонько предположила я, проворно домывая тарелки. – Есть ведь дизайнеры по наружной рекламе, дизайнеры по интерьерам. А он дизайнер по еде! Видала, как красиво стол сервирует? Красненькие салфеточки в один тон с колбаской на пицце, помидорчики цветочками!
Я оглянулась на Марика, который молол на электрической мельничке тщательно поджаренные кофейные зерна. Кофемолка жужжала, прихотливо меняя уровень звука. Юноша, очевидно, воспринимал этот малоприятный технический шум как музыку, потому что хлопал в ладоши, раскачивался и приплясывал. Это у него получалось грациозно. Я бы сказала, слишком грациозно для дизайнера!
– Он един в трех лицах: дизайнер-кулинар, дизайнер-танцор и дизайнер – вольный стрелок! – скептически заметила Ирка, оглянувшись тоже. – Да, и еще дизайнер-джентльмен! Предупредительный такой: «А вот кому фондю?», «А вот кому пиццу?».
– Кому сварить кофе? – громко спросил Марик, неожиданно выключив жужжащую кофемолку.
Мы с Иркой переглянулись.
– Спасибо, дорогой, мы с тетей Леной воздержимся от кофе, – сладким голосом пропела Ирка, увлекая меня прочь из кухни. – В нашем возрасте этот напиток на ночь глядя лучше не потреблять!
Волоча меня за собой, подруга быстро спустилась по лестнице на этаж вниз, плотно притворила тяжелую дверь в подвальное помещение и щелкнула выключателем. Свет яркой лампы под потолком малюсенькими желтенькими солнышками отразился в шеренгах стеклянных бутылок. Винный погреб семейства Максимовых был невелик, но хорошо обустроен, на просторном стеллаже в персональных ячейках размещалось в бутылках разной формы и степени запыленности не менее двух десятков напитков. Ирка повернулась ко мне спиной, изучая ассортимент. Решительно потянулась к пузатой бутылочке коньяка пятилетней выдержки.
– В тумбочке, на которую ты уселась, есть рюмки, – с намеком сообщила подруга.
– Значит, кофе в нашем возрасте на ночь глядя пить нельзя, а коньяк можно? – поддела я ее.
– Ты разве не видишь, что я очень взволнована? Если я не выпью, то начну визжать и бегать по стенам, – совершенно серьезно сказала Ирка. – Ты этого хочешь?
Я на мгновение представила себе Ирку, которая с ревом носится по вертикальным стенам, как цирковой мотоциклист, и совершенно искренне ответила:
– Нет уж, лучше напейся!
Напиваться в одиночку подруга считала дурным тоном, поэтому нализались мы вместе. Одной бутылки хватило с лихвой! Уже после третьей рюмочки я почувствовала прилив положительных эмоций, а Ирка так развеселилась, что готова была пуститься в пляс. Во всяком случае, коленки у нее подрагивали, и, проходя к стеллажу за второй бутылкой, подруга охлопывала себя по бокам, имитируя «Цыганочку». Я прищурила глаза и сказала, тщетно стараясь не заикаться:
– Т-ты п-похожа на бр... на бр...
– Полегче! М-мне не нравится эт-то бр! – заявила Ирка.
– На бр-ригантину! – закончила я.
Мне еще хотелось сказать, что теперь, когда она источает густой запах коньяка, Ирка особенно похожа на бутлегерское судно, везущее спиртное в нарушение сухого закона, но выговорить такое количество трудных слов разом я не смогла.
– Кстати, о птичках! – заявила подруга, опускаясь рядом со мной на свернутый рулоном коврик.
– Где птички? – требовательно спросила я, обводя склад алкогольной продукции расфокусированным взором.
– В гнездах! – секунду подумав, убежденно ответила Ирка.
Показывая направление, в котором, предположительно, должны находиться гнезда с птичками, она махнула рукой:
– Там!
– Почему – в гнездах? – огорчилась я.
Такой порядок вещей отчего-то показался мне неправильным и даже где-то обидным. Словно, отсиживаясь в пресловутых гнездах, птички высокомерно проигнорировали наше общество!
– Потому что ночь! – рассудительно ответила Ирка. – Разве нет?
Она подслеповато прищурилась на дверной проем, ведущий из винного погреба в небольшую кладовку с провиантом длительного хранения. В кладовке было темно, так как там свет никто не включил.
– Да, ночь! – согласилась я, сделав соответствующий вывод из отсутствия в кладовой действующего освещения.