К тому моменту, когда наша «шестерка» остановилась у желтого дома на углу Самолетной и Дедушкина, меня было не узнать. На голове у меня блином лежала кепка, очертаниями и пропорциями подобная армянскому лавашу. Кепка была клетчатая, как шахматная доска, с вышитым на козырьке лейблом "Олег Попов". Вероятно, она предназначалась для клоунского снаряжения — в магазине «Подарки» был большой выбор карнавальных костюмов, как полностью укомплектованных, так и фрагментарных. Я надеялась, что в сочетании с большим грузинским носом, густыми черными усами и бровями, похожими на хвосты соболей, клоунская кепка сойдет за головной убор лица кавказской национальности. Накладной нос с приклеенными под ним буденновскими усами я купила в том же магазине, а густые черные брови собственноручно намалевала косметическим карандашом. Боди-артом я занималась на ходу, машину на выбоинах потряхивало, и потому брови получились на диво жирные и разлапистые. Они кривыми траурными арками высились над дужками очков, образующих единую конструкцию с накладным носом. Стекла в очках были антрацитово-черные. Посмотревшись в зеркальце, я нашла, что выгляжу не просто экзотично, а даже где-то мафиозно. Встреть меня кто-нибудь из коллег Лазарчука, не миновать бы мне проверки документов!
— Весь вечер на арене дрессированная Коза Ностра! — сострила Ирка, дождавшись, пока я закончу перевоплощение.
Подруга откровенно веселилась. Из меня получилась карикатурная пародия на Мимино, зато в паре мы с Иркой смотрелись очень органично: тощий носастый джигит и его подруга, дородная славянская матреха. Для полноты образа в супермаркете рядом с магазином «Подарки» мною был прикуплен реквизит и другого рода: бутылка «Хванчкары», килограмм мандаринов в пластмассовой сеточке и роскошный пучок кинзы, который свободно можно было использовать вместо веника.
— Дэвушка, стучи! — репетируя кавказский акцент, вполголоса велела я Ирке.
— Гав? — строго спросила из-за забора собачка, отличающаяся прекрасным слухом.
— Да, дорогой! — пропищала Ирка, повинуясь взмаху зеленого веника в моей руке. Засучив рукав куртки, подружка так треснула кулаком по воротам, что дворовая собачка от возмущения потеряла голос.
В доме за забором со скрипом отворилось окно и послышался незабываемый голос бабы Маши:
— Хто-о та-ам?!
Старуха вопила так, словно находилась на другом берегу ревущей горной реки. Я улыбнулась своим воспоминаниям. Сколько раз я слышала этот сторожевой крик, неизменно громкий, без поправок на время суток! Баба Маша и во времена моего у нее жительства отличалась поразительной бдительностью и великолепной реакцией. Редкий гость успевал стукнуть в калитку дважды — старушка с первым же ударом возникала в окошке, отбивая хлеб у собственного сторожевого песика! "Хто-о та-ам?!" — пугающе орала она почтальонше, представителям всяко-разных компаний, сборщикам подписей и школьницам, притормозившим у забора, чтобы поправить гольфики. Если чужой человек откликался, отвечая на поставленный вопрос, то баба Маша исторгала из своих голосовых связок вопль номер два: "Чаво нада-а?!"
— Свои! — нахально гаркнула Ирка.
— Чаво на-а-ада?! — донеслось со двора.
Подруга вопросительно посмотрела на меня.
— Вай, мамаша, нэ крычи так, дарагая! — с великолепным кавказским прононсом вскричала я в ответ. — Аткрывай двери, дарагие гости прышли!
Я знала, что говорю. Бабкина строгость к пришлому люду не шла ни в какое сравнение с ее гостеприимством. Если постучавший в ее дверь мог доказать, что он не просто посторонний человек, а родственник, знакомый, представитель власти или какое-нибудь ответственное лицо вроде почтальона или инспектора горгаза, баба Маша становилась бесконечно дружелюбной, общительной и хлебосольной. Особенно тепло она принимала заезжую родню своих постояльцев, которые, к слову говоря, не всегда были от этого в восторге. Помню, в каком я была шоке, когда однажды ночью, вернувшись из служебной командировки, тихо, чтобы никого не разбудить, прокралась через двор к своему флигилю, вошла и, не зажигая света, присела на диван, а он вдруг заорал человеческим голосом! Оказалось, что в мое отсутствие ко мне в гости без предупреждения нагрянула троюродная сестра, которую добрая баба Маша не только накормила-напоила, но и спать уложила — на моем диване.
— Какие-такие гости? — вполне доброжелательно поинтересовалась хозяйка дома, приоткрывая калитку, чтобы просунуть в нее остренькое коричневое личико.
Я против воли посмотрела под ноги, на вертящуюся внизу собачку. Баба Маша и ее старая такса Дуся были настолько похожи друг на друга, что у меня иногда возникало подозрение — уж не родня ли они?
— Здрасте, — заискивающе улыбнулась бабушке Ирка.
— Мамаша, у тэбя мой пылимянник, да? — спросила я, слегка перестаравшись с акцентом.
— Какой пельменник? — не поняла старушка.
— Он спрашивает, у вас ли живет его племянник. — Ирка добровольно взяла на себя роль толмача.
— Аслан его зовут, — подсказала я.
— Асланчик? — Баба Маша обрадованно всплеснула руками. — У меня, конечно, у меня! А вы, стало быть, дядя его? Я баба Маша, а вас как зовут?
Как на грех, из моей памяти вдруг улетучились все кавказские имена! Замявшись, я посмотрела на Ирку.
— Артишок! — ляпнула она, посмотрев на пучок кинзы.
Я сделала страшные глаза, Ирка виновато улыбнулась.
— Артишок Казарян, — гортанно повторила я, гипнотизируя впечатленную бабушку антрацитовым блеском стекол в темных очках. — Зови Аслана, мамаша!
— А нету его, — сокрушенно вздохнула баба Маша.
— Пачему?
— Так с работы еще не вернулся. — Старушка посторонилась и шире распахнула калитку. — Да вы проходите, проходите, вместе его подождем!
— Дэржи, мамаша! — Я торжественно вручила бабуле зеленый веник и с намеком булькнула бутылкой. — Гулять будэм! Аслана ждать будэм!
— Звонить ему будем, — подсказала Ирка, жонглируя авоськой с мандаринами. — Вы ж, бабуля, наверное, номерок его мобильника знаете? Вот и позвоните.
Я засемафорила нарисованными бровями, Ирка сделала рукой успокаивающий жест — мол, не волнуйся, помню, о чем договорились. Залихватски подмигнув бабушке, она попросила:
— Только вы сразу Аслану не говорите, что к нему дядя приехал. Пусть это будет сюрприз! Придумайте что-нибудь, чтобы он немедленно домой вернулся. То-то радость будет!
— Щас все устроим! — Старушка с искренним интересом посмотрела на крупные мандарины и засеменила в дом.
— Думаешь, получится? — шепотом спросила меня Ирка.
Я пожала плечами, едва не зацепив низко свисающие поля кепки:
— Что может быть невиннее, чем звонок квартирной хозяйки? Если Леля будет в этот момент рядом с Асланом, она ничего не заподозрит.
Плечом к плечу мы поднялись на скрипучее крыльцо в три ступени и вошли в дом. Старушка уже стояла у тонконогого журнального столика, прижимая к уху старомодно округлую трубку дискового телефонного аппарата. Увидев нас с Иркой, она замахала рукой, приглашая нас не задерживаться у порога, и громко сказала в трубку: