Только утром доктора вызволил из «Заботы» начальник его избирательного штаба, спонсировавший из собственного кармана отправку несчастного домой на такси: понятно, не захотел поганить личный автомобиль. Выразительно воротя нос, пиарщик посоветовал Пиктусову снять свою кандидатуру с выборов.
Доктор снова выругался. А ведь как удачно все начиналось!
Гениальная придумка с «оперативной коррекцией судьбы» кормила Пиктусова больше года. За это время через его руки, вооруженные скальпелем, прошло свыше сотни доверчивых соотечественников и даже несколько иностранных граждан, желающих решить свои проблемы с помощью потусторонних сил. Большинство уходило ни с чем, кроме пары шрамов на ладони, но кое-кому Пиктусов делал то или иное внушение. Опытному психиатру наградить человека фобией легче, чем избавить от нее. После визита к доктору иной пациент вдруг начинал страдать, скажем, высотобоязнью и вываливался с балкона собственной квартиры. Или в результате острого приступа благоприобретенной клаустрофобии в считаные минуты умирал в застрявшем лифте: ситуация, в которой какой-нибудь внушенный Пиктусовым невроз мог сыграть фатальную роль, рано или поздно обязательно возникала. Пациент погибал в результате несчастного случая – чистое убийство, не придерешься! Собственно, за это Пиктусову и платили заказчики – как правило, это были наследники тех самых пациентов. Что до порезов на ладонях, то при всей своей реальности они являлись чистой бутафорией.
Поэтому рассматривать кровоточащие царапины на собственных руках с «профессиональной» точки зрения доктору и в голову не пришло, однако понимание того, что хорошо налаженному бизнесу и едва начавшейся политической карьере пришел конец, у него появилось. Достаточно было бросить один-единственный взгляд на первую полосу скандальной газетенки «Живем!»: на ней под заголовком «Белая горячка кандидата» красовалось фото доктора, выходящего из вытрезвителя.
– Наташка! Сбегай за водкой! – крикнул Пиктусов жене и пошел на кухню, чтобы взять вместо рюмки граненый стакан. Такового в доме не оказалось, и доктор, недолго думая, вооружился объемистой чайной чашкой. Выплеснул в нее остатки коньяка, выпил, занюхал рукавом, благо аромат держался стойко, и рухнул в кресло у телевизора.
Началась рекламная пауза. На телеэкране возникла стиральная машина, с которой на Пиктусова кротко таращились два белых персидских кота.
– А, чтоб вас перевернуло и шлепнуло! – выругался он и застучал чашкой по столу, призывая жену с добавкой.
Забегая вперед, сообщу, что впредь Пиктусов не брался за скальпель. Репутация доктора была погублена, желающих стать его пациентами не находилось, да и слава богу: у большинства алкоголиков трясутся руки, и Пиктусов не стал исключением из правила.
– Ирка, у нас с тобой осталось еще одно дело, – глядя в окно, произнесла я.
По двору с истошным лаем носились овчарки, до того похожие, что я могла подумать, будто у меня в глазах двоится. Собаки точно взбесились, увидев Зину и Дона с шанцевым инструментом, которым заокеанские гости закапывали на зиму виноград. Оказывается, кузина еще не забыла, как это делается, сама выразила желание потрудиться, сама нашла в сарае пару лопат! Я-то, каюсь, не заглядывала в сарай с инструментами целую вечность, так что Тому лопаты оказались в новинку и отчего-то страшно не понравились. Или, наоборот, пленили его с первого взгляда? Так или иначе, пес бросался на лопаты с истерическим лаем, хватал их зубами, вырывал инструменты из рук мирных тружеников и выделывал с ними настоящие цирковые номера. Карменсита была с ним заодно.
– Это дело – Монтик? – с надеждой спросила Ирка.
Я обернулась:
– Нет, с Монтиком пока повременим.
Подруга вздохнула, намотала на палец прядь волос, подергала:
– Сколько еще ждать-то? Смотри, я уже седею!
– Вся не поседеешь, – сказала я. – А вот я с этим бродячим цирком точно плешь себе наживу! Две свихнувшиеся собаки – это уже перебор, надо Карменситу вернуть владельцам. Только как бы это сделать поделикатнее?
– Чего уж проще, позвонить по 02! – пожала плечами Ирка.
– Чтобы нас с тобой кто-нибудь проассоциировал с похищением Сержа из психушки и последующим авторалли? Забыла, как эта псина с нами познакомилась?
Ирка подумала и кивнула:
– Ты права, не стоит рисковать. Собаку надо подбросить!
– Как это? – не поняла я.
– Как мы ее умыкнули, только наоборот: посадить в машину, отвезти к психушке…
– Опять к психушке?! – испугалась я. – Ира, я тебя умоляю, давай обойдемся без налетов на дурдом! Что за привычка у тебя появилась, просто мания какая-то, чуть что – сразу к психушке!
– Тогда подбросить ее на порог ближайшего отделения милиции.
– Вот это уже лучше, – согласилась я. – Только лучше отвезем ее к УВД города и посадим рядом с доской объявлений.
Оставив Зину и Дона заниматься садоводством-виноградарством, а Томку – им мешать, мы с Иркой загнали Карменситу в машину и поехали в центр.
У здания УВД города было шумно и оживленно, к крыльцу то и дело подъезжали автомобили, туда-сюда сновали люди в форме и штатские. Ирка осталась в машине, а я вывела Карменситу на поводке, притворяясь, будто просто прогуливаю собаку. У доски объявлений я задержалась, привязала поводок к опоре стенда, велела овчарке сидеть и удалилась.
Умная собака сидела, как ей было сказано. Внимания на нее никто не обращал. Ирка ерзала на водительском сиденье, громко возмущаясь невнимательностью тех, кто призван бдить неусыпно.
– Сделаем по-другому, – устав дожидаться, решила я. – У тебя булавка найдется?
Ирка полезла руками под куртку, покопошилась там и извлекла большую стальную булавку. Положив ее в карман, я замотала голову шарфом и выскочила из машины.
Ах, доблестные милиционеры не видят, что это та самая овчарка, которую они объявили в розыск? Сейчас увидят!
Сломав ноготь, я кое-как содрала со стенда листовку с фотографией Карменситы, разгладила ее и Иркиной булавкой пристегнула к ошейнику собаки. Овчарка сразу стала похожа на тех побирушек, которые вешают себе на шею картонки с кратким перечнем постигших их несчастий.
– Дай лапу, – не удержалась я.
Карменсита послушно протянула лапу, умильно посмотрела на меня, и ее сходство с побирушкой стало полным.
– Мама-папа умерли, сами мы неместные, дом сгорел, от поезда отстали, на лекарства не хватает, помогите, люди добрые! – захлебываясь смехом, пробормотала я.
Ирка нажала на клаксон и погрозила мне пальцем.
– Все-все, ухожу! – Я развернула овчарку к Ирке задом, к УВД передом, еще раз повторила: «Сидеть!» – и вернулась в машину.
Прошло примерно десять минут. Карменсита, устав сидеть, зевнула и легла, я тоже зевнула и вопросительно посмотрела на Ирку. Подруга нервно барабанила пальцами по рулю.