Предъявив Спиногрызовым визитку мартышкиной хозяйки Анны Петровны Петровой и высоко оценив качество плодов упомянутого дуба, Ирка от имени мифического Южно-российского центра желудеделия предложила на корню скупить желудевый урожай. Товарную стоимость оптовой партии сырья предполагалось оценить непосредственно под дубом, для чего Ирка в компании граждан Спиногрызовых и проследовала на пустошь, где теперь изобретательно вешала собеседникам на уши свою желудевую лапшу. Профессиональная подкованность в вопросе торговли семенами и посадочным материалом позволяла Ирке врать не просто вдохновенно, но и убедительно.
– Важным показателем качества желудевого плода является его устойчивость к таким заболеваниям растений, как фомопсис и фузариоз, – доверительно поведала Ирка мадам Спиногрызовой.
Та слушала ее с разинутым ртом, смахивающим на дупло в дубовом стволе. Савва с горящими очами мысленно подсчитывал выручку от продажи халявных желудей, с нетерпением дожидаясь, когда покупательница назовет свою цену, чтобы начать торговаться. Ирка тянула резину, вовсе не собираясь на самом деле затовариваться этой поросячьей радостью. Поторговавшись для приличия, она намеревалась в конце концов сообщить жадному Савве, что для законного оформления сделки он должен представить Южно-российскому центру желудеделия документ, удостоверяющий его право собственности на конкретный дуб. По причине отсутствия такой бумаги гороховый жлоб не сможет стать жлобом желудевым. Зная это, Ирка тихо злорадствовала. Никаких угрызений совести от того, что она обманывает людей, подруга не испытывала. Эти люди ей не нравились. Не нравились, и все тут!
Я стартовала от машины, взяв курс на ворота, которые, к счастью, были приоткрыты. Хороша бы я была, если бы пришлось лезть через забор! Нет, перелезть-то я через него перелезла бы, и не такие фортификационные сооружения преодолевала, вспомнить хотя бы трехметровую ограду городской психиатрической клиники, которую мы штурмовали на пару с Иркой. Вернее, даже на троих, ведь с нами был мой пес Томка. Ну, это давняя история… А спиногрызовский дощатый заборчик я бы перемахнула даже без шеста, но мне пришлось бы это делать на глазах у соседей. А привлекать внимание публики я не хотела.
Публика, однако, привлеклась сама. Стоило мне отойти от машины, как из-за плетня напротив спиногрызовского участка вынырнула покрытая цветастым платком с бахромой старушечья голова.
– Здорово, Настя! – весело пробасила бабка.
Как все-таки удачно вышло, что я загодя посетила мойдодыровый салон! Отличная гримерша, Аделаида, как там ее по отчеству, на славу потрудилась над моим лицом, превращая его в Настино!
Но голос мой от этого ничуть не изменился, поэтому с любопытной соседкой я поздоровалась жестом: приветственно помахала ручкой.
– Родных навестить приехала? – поинтересовалась бабка в платке.
Я улыбнулась и закивала, как китайский болванчик.
– Они-то тебя нечасто навещают?
Вот привязалась!
Я переконвертировала радостную улыбку в печальную и развела руками – на ходу, потому что продолжала целеустремленно шагать к воротам.
– А ты опять в свой цвет перекрасилась? И правильно, рыжий тебе идет!
Действительно, настоящая Настя сейчас не рыжая, а русая, вспомнила я. Наверное, на права она фотографировалась несколько лет назад, когда еще не красила волосы. Я пожала плечами.
– А у тебя, я смотрю, другая машина? – Старушенция прилипла ко мне как банный лист.
Я кивнула, ускорив шаг.
– А та, иностранная, куда подевалась?
Не останавливаясь, я скрестила руки на груди и закатила глаза. Черт, что стоило Ирке припарковать машину поближе к воротам!
– Импортная, конечно, сдохла! – обрадовалась бабка. – Надо наше брать, оно надежнее! Вот Санька, сосед мой, купил себе давеча аглицкую газонокосилку. Скажешь, не дурак?
Покрутив пальцем у виска, я выразила согласие с невысокой оценкой умственных способностей незнакомого мне соседа Саньки, плечом толкнула ворота и ввалилась во двор. Уф-ф! Как это люди работают сурдопереводчиками? Это же очень изматывает! Непродолжительное общение с назойливой старушкой полностью исчерпало мои способности по части выразительной мимики и жестикуляции. Попадись мне сейчас навстречу хозяева дома, я не смогу даже морду в сторону отвернуть, максимум – щелкну зубами, как Серый Волк на Красную Шапочку. Хотя, морда-то у меня сейчас как раз спиногрызовско-летучкинская, если что – просто молча выйду вон. Типа, обиделась и не хочу ни с кем разговаривать!
Но во дворе и в доме было пусто, мне не встретились даже кошка или собака.
Выдернув из кармана свернутые в комочек прозрачные целлофановые перчатки, прилагающиеся к тюбикам с краской для волос, но никогда не используемые мной по прямому назначению, я развернула их и надела на руки. Пошевелила пальцами, как Отелло: эх, приступим!
Войдя в дом, я оказалась в маленькой прихожей с дощатым полом, покрытым самовязаными половиками, длинными, как ковровые дорожки, и круглыми. Половики были забавные, трогательные: их смастерили с помощью спиц и крючка из разорванных на ленточки разноцветных тряпочек. Почему-то мне подумалось, что этим рукоделием занималась баба Капа, очень уж уютно смотрелась бы бабуля за таким занятием. Половички были пыльные, их не мешало бы постирать, а пол протереть мокрой тряпкой. Вдоль стеночки кривой шеренгой стояли грязные калоши и несколько пар стоптанных дырявых тапок. Очевидно, со смертью Капитолины Митрофановны и ее дочери Анны дом лишился хозяйского глаза. Это наблюдение отнюдь не улучшило моего отношения к Савве и его супруге.
В прихожей мне искать было нечего, я бросила взгляд направо – там за несвежей занавесочкой располагалась кухня, потом налево – в темном помещении со стеллажами, уставленными плохоразличимой в потемках утварью, угадывалась кладовка. Я присмотрелась и увидела квадратный люк в полу. Вот это явно перспективно, но я не буду спешить спускаться в подполье, сначала осмотрюсь наверху.
Я открыла скрипучую дверь и шагнула в комнату, которую в кубанских станицах называют «зала». Прямо напротив входа – круглый стол, покрытый знакомой мне плюшевой скатертью с бомбошками, на столе круглый будильник и стеклянная вазочка с увядающими астрами. На белой стене в деревянной рамке под стеклом цветная картинка с изображением березовой рощи, явно вырезанная из журнала.
Я понимающе усмехнулась: вот она, первая улика. Правда, опять косвенная. Голову даю на отсечение, в рамке была фотография молодой бабы Капы с мужем! А почему ее убрали? А чтобы никто не вспомнил, какого цвета были у Капитолины Митрофановны глаза. Я абсолютно уверена в том, что это очень важное обстоятельство. Конечно, вероятнее всего, что портрет в рамочке был не цветной, но темные глаза от светлых и на таком фото отличаются!
Вращаясь на месте, как карусельный столб, я огляделась вокруг. Справа от стола стоял старомодный диван с квадратными подушками, еще правее – напротив телевизора – пара таких же кресел.