Пройдя между сгибающимися под тяжестью продовольственных корзин атлантами, я оказалась в коридоре и сразу заглянула в кабинет, где в прошлый раз сидел приветливый человек-кузнечик. Сегодня его там не было, за столом горбился над кроссвордом несимпатичный тип с широченными плечами, напоминающими спортивный снаряд бревно, с той разницей, что посередине этого бревна имелся небольшой пригорок, поросший короткой густой щетиной. Предположив, что это голова незнакомца, я сказала, глядя прямо в тускло блеснувшие камушки глаз:
– Здравствуйте! Я на прошлой неделе заполняла в отделе кадров анкету о приеме на работу и хотела бы знать результат.
– Как зовут? – спросил бритоголовый, поднимаясь из-за стола.
Ноги у него были непропорционально короткие, а руки – слишком длинные, что отнюдь не добавляло парню красоты.
– Кого – меня? – глупо переспросила я, с ужасом осознав, что напрочь позабыла, каким именем назвалась в прошлый раз. Кажется, фамилия была какая-то куриная? – Меня зовут… э-э… Глафира Несушкина!
– Несушкина – это хорошо, – ухмыльнулся бритоголовый. – Не ссы, Несушкина! Щас спрошу про тебя.
Не люблю хамовитых мужиков и пошлых каламбуров! Я поморщилась, но осталась стоять в коридоре, глядя вслед топающему по ковровой дорожке охраннику. Вперевалочку он дошел до знакомой двери отдела кадров и скрылся за ней.
Сотовый, в котором Дудликов только вчера установил модный «звучок» – мычание вместо звонка, подал голос, когда Герман Трофимович мирно ел вареники с сыром на открытой веранде кафе итальяно-кубанской кухни «Пицца-хатка». Обедающий вместе с шефом Виктор Душин при звуке тошного коровьего рева расплескал пиво и недоверчиво посмотрел на свой бифштекс.
– Герман Трофимович, она снова здесь! – испуганным голосом зачастила в трубку кадровичка Виктория.
– Кто? – не понял начальник.
– Клава Клушина! Только сегодня она назвалась другим именем – Глафира Несушкина! Герман Трофимович, что мне делать? Она ждет под дверью.
Дудликов, не жуя, проглотил крупный вареник, как лягушку, и злобно зыркнул на выжидательно замершего Душку.
– Журналистка опять рвется в отдел кадров. Ты же говорил, что принял меры и ее даже на порог не пустят?
– Ну, да! Я там такого мордоворота на входе посадил, что наша святая братия с порога крестное знамение творит! – кивнул Виктор. – Лелик – чисто горилла! Как бабенка мимо него прорвалась? Я ж ему строго-настрого наказал: придет Клавдия Клушина – в разговоры не вступать, выставить за порог, дверь запереть!
– Она назвалась другим именем, – желчно пояснил Дудликов и спросил в трубку у взволнованно сопящей кадровички: – Сможешь выставить ее по-тихому?
Виктория приоткрыла дверь, выглянула в щелку, оценила решительное выражение лица гражданки Клушиной-Несушкиной и зашептала в трубку:
– Вряд ли, у этой женщины такое лицо, словно она красный комиссар, пришедший нас раскулачивать!
Герман Трофимович побарабанил пальцами по пластмассовой столешнице и решил:
– Тогда не поднимай шума, дай ей снова анкету, пусть опять заполняет, раз назвалась другим именем. Я сейчас буду.
Оставив на столике недоеденный обед, шеф и его помощник торопливо зашагали к «Атланту», но с полдороги Душин отлучился, без объяснений нырнув в подвальчик «Зоомира». Герман Трофимович побежал дальше, у входа в контору конспиративно прильнул к бедру гипсового мужика, позвонил в отдел кадров и спросил поднявшую трубку Викторию:
– Ну, что там у вас?
– Одну минутку, – пообещала девушка, из чего сообразительный Герман сделал вывод, что проныра-журналистка сидит в кабинете кадровички.
– Я вышла в коридор, – зашептала Виктория. – Она заканчивает с анкетой и уже попросила организовать ей встречу с Эдуардом Рудольфовичем.
– Ни в коем случае! – всплеснул свободной рукой Дудликов. – Не позволяй им встретиться!
– Сейчас без пяти час, – напомнила кадровичка. – Эдуард Рудольфович вот-вот выйдет из своего кабинета, чтобы отправиться на обед, и, как всегда, заглянет ко мне спросить, не купить ли мне булочку. Это у него шуточка такая, знает ведь, что я на диете сижу…
– Прогони ее! – потребовал Дудликов.
– Как? – растерялась Виктория.
– Давай в обход здания, сейчас я ее выкурю, – пообещал встревоженному шефу подоспевший Душка. В руке у него болталась малюсенькая клетка, в которой металась испуганная белая мышь. – Все женщины боятся мышей.
– Ты говорил, она и змей боится! – топая по узкому проходу на задний двор, напомнил Герман, немного успокоенный деловитостью своего помощника. – Или та твоя гадина была совсем нестрашная?
– Конечно, нестрашная! – обиделся Виктор. – Да я, пока ее раскрасил, сам пару раз чуть не описался, так она жутко извивалась! Однажды даже на кисточку намоталась, я уж думал, на руку мне заползет!
Дудликов и Душин выбрались на открытую площадку между скрипучими детскими качелями, пустой по причине дневной жары лавочкой и сушилкой для белья. С четвертой стороны дворик запирала стена дома, за приоткрытым окном как раз располагался кабинет Виктории.
– Сейчас она вылетит оттуда, как пробка из бутылки! – имея в виду незваную гостью, пообещал Виктор и за хвост вытянул из клетки пищащую мышь.
Он немного толкнул оконную раму, просунул в увеличившийся просвет руку и выпустил на подоконник трепыхающегося грызуна.
– Считаем до трех, – сказал Душка. – Раз, два…
На счет «три» раздался громкий женский визг, от которого закладывало уши.
Герман, спеша увидеть, как унесется прочь слабонервная журналистка, в обход дома побежал в контору, но против ожидания не встретил бегущую женщину. Он вломился в дверь, промчался по коридору и заскочил в отдел кадров.
Закрывая лицо руками, бормашиной зудела Виктория, журналистка же сидела на стульчике у края стола, подманивая мышку подушечкой «Стиморола» и умильно приговаривая:
– Цып-цып, моя хорошая! Мышка, мышенька, иди сюда, маленькая!
– Вы тут что, с ума посходили? – громко вопросил Эдуард Рудольфович, выйдя на шум из своего кабинета.
Он попытался заглянуть в отдел кадров поверх плеча Германа, и тот растопырился толстым телом, как упитанная морская звезда, закрывая от глаз директора сидящую журналистку.
Услышав вопрос, заданный Кочерыжкиным, Душка понял, что надо срочно спасать ситуацию. Предприимчивый помощник выдернул из светлых льняных штанов сливочного цвета рубаху свободного покроя без пуговиц, сдернул с веревки сушившуюся там белую панаму и помчался за угол, на ходу отрывая от полотняного чепца широкие поля с завязками.
– С ума сошли? – неизобретательно повторил Эдуард Рудольфович, с брезгливым удивлением глядя на безостановочно визжащую кадровичку.
– Психиатричку вызывали? – крикнул Душка, залетая в коридор.