– Будет, что на сменку одеть, когда старое платье пойдет в санобработку, – сказала Ирка, пытаясь небрежным тоном замаскировать свое восхищение кукольной обновой.
Она даже уступила мне место за рулем и всю оставшуюся дорогу держала вешалку с платьицем на весу, чтобы не примять воздушные кружева. И сама же их насквозь промочила слезами и обсопливила, когда мы торжественно вручили Марфушеньку бабушке Зое!
Правда, смотреть на это без слез было просто невозможно. Когда старушка увидела куклу, ее лицо приобрело такое потрясенное выражение, что я не смогла сказать ни слова из заранее приготовленной короткой речи. Только хрипло выдавила:
– Вот! – положила Марфушеньку на колени бабы Зои и отступила в сторону.
Ирка уже громко хлюпала носом, тщетно пытаясь прикрыться кукольным платьицем.
– Деточка моя! – шепотом сказала бабушка, и по морщинистой щеке покатилась хрустальная слезинка.
Следующие пять минут прошли в тишине, нарушаемой только нашими с Иркой придушенными всхлипами. Баба Зоя больше не плакала. Она нежно гладила фарфоровое личико, дрожащими пальцами расправляла спутанные кукольные локоны и складки пожелтевшего фартучка и при этом что-то еле слышно шептала. Наконец до меня дошло, что мы тут лишние, я потянула Ирку за рукав, и мы потихоньку, на цыпочках, удалились, оставив на спинке старомодной кровати с шишечками вешалку с новым нарядом для Марфуши.
– Ну, чем теперь займемся? – шумно высморкавшись в запомнившееся мне полысевшее полотенце, спросила Ирка уже в машине.
– Одним очень выгодным, хотя и совершенно противозаконным делом, – загадочно ответила я.
– Съемками порнухи? – враз оживилась подружка.
– Ты что? – я покрутила пальцем у виска. – Мы займемся шантажом!
– Это мне в новинку, – заметила Ирка таким тоном, который говорил, что незнакомый ей доселе вид противозаконной деятельности ее совершенно не пугает. – Интересно будет попробовать! А кого мы станем шантажировать?
Она азартно потерла ладони.
– Лучше бы ты спросила, зачем мы будем кого-то шантажировать! – попеняла я своей беспринципной подружке.
– Зачем – это понятно, – отмахнулась Ирка.
– Ничего тебе не понятно! – я сочла необходимым провести небольшую разъяснительную работу. – Это будет особенный шантаж, чистый и бескорыстный.
– Во благо всего человечества и ради жизни на Земле, – кивнула Ирка. – Короче, давай ближе к делу!
– К делу так к делу! – я плюнула на реверансы и достала мобильник. – Сначала поговорим с Ромашкой.
– Будем гадать на цветочке? – не поняла подруга.
– Нет, цветочки кончились, теперь начинаются ягодки! – немного зловеще объявила я.
– Вы куда звоните, в овощной магазин? – спросил в трубке ехидный голос Ромы Чашкина.
– Здравствуй, Рома, это Лена! – радостно сказала я. – Хочу с тобой встретиться. У тебя найдется полчаса для серьезного разговора?
– О чем? – Чашкин явно удивился.
– Например, о том, что мы можем сделать, чтобы Джульетта Незабудкина никогда не узнала, кому принадлежит отвертка, с помощью которой ее милую машинку превратили в дуршлаг!
В трубке повисла тишина.
– Зачем ты так сразу запугала его? – зашептала мне Ирка. – Слышишь – тихо! Небось, в обморок упал!
– Рома, ты меня слышишь? – обеспокоенно спросила я.
– Да, – проскрипел Чашкин, как старое механическое пианино.
– А еще мы можем поговорить о том, как разлучить Джульетту с ее бойфрендом, – вкрадчиво сказала я. – Тебе это как, интересно?
Снова пауза.
– Ну, давай встретимся, поговорим, – примороженный голос Чашкина заметно потеплел, хотя в нем все еще слышалось ледяное позвякивание. – Говори, когда и где.
Условившись о встрече с Ромашкой, я спрятала мобильник и деловито сказала подруге:
– Заводи машину, поехали!
– Куда?
– К Потаповым.
– О! – многозначительно произнесла Ирка.
Последовала пауза, на протяжении которой «шестерка» отчалила от тротуара и влилась в поток машин. Потом Ирка спросила:
– А зачем нам к Потаповым?
– Я думала, что ты все поняла: мы хотим пообщаться со Степаном и его радиобандой.
– Как именно будем общаться? – деловито спросила подруга. – В жестком хоккейном стиле? Морды бить станем или нет?
– Думаю, морды им уже набили без нас, в теплой дружественной обстановке нашей жандармерии, – заметила я, вспомнив довольного собой Лазарчука. – Для острастки и пущей сговорчивости.
– Думаешь, их там били? – огорчилась сердобольная Ирка.
– Физически, может, и не били, но морально наверняка изметелили, как снопы на молотилке, – убежденно ответила я. – А мы сейчас еще добавим!
– Да, верно, я и забыла, что Лазарчук велел тебе написать заявление с жалобой на радиохулиганов, чтобы их можно было примерно наказать на законных основаниях, – вспомнила Ирка.
– Нет, заявление я писать не буду, но за это Потапов с приятелями должны будут оказать мне услугу.
Подружка внимательно посмотрела на меня:
– А Лазарчук об этих твоих планах знает? Нет? Значит, это наверняка что-то незаконное!
– Абсолютно незаконное и совершенно аморальное, – безмятежно улыбнулась я. – Но тебе понравится!
– Думаешь? – усомнилась Ирка.
– Поверь мне на слово!
Время вскоре подтвердило мою правоту. Часом позже, уяснив мою задумку, Ирка, как экзальтированная девочка из группы поддержки школьной спортивной команды, уже орала: «Вау! Супер! Тру-ля-ля!», радостно била в ладоши и подпрыгивала. Эти вокально-хореографические упражнения она производила в лифте жилой многоэтажки, из-за чего я не могла спокойно наслаждаться песнями и плясками шестипудовой мажоретки: боялась, что трос оборвется. Лифт мучительно скрипел, пугающе содрогался и кое-как продолжал движение лишь потому, что полз не вверх, а вниз. Мы спускались с восьмого этажа, где в одной из квартир провели короткие деловые переговоры со Степой Потаповым и его двумя приятелями – Доном и Пашей.
Где искать Степу, нам сообщила его маман – малосимпатичная женщина, о которой аграрно образованная Ирка сказала, что она похожа на дегенеративный плод лимонного дерева, пораженный разом фузариозом, фомопсисом и белой паршой. Лицо у мадам Потаповой действительно было каким-то бледно-желтым, причем желтизна была присуща ему изначально, а мучнистая бледность разлилась по нему, когда мы спросили Степу. Больной лимон задрожал и едва не шмякнулся к нашим ногам! Мне показалось, что Степина мама уже приготовилась провожать отпрыска в долгий путь по этапу: в трясущихся руках женщины болтался на спицах недовязанный шерстяной носок, а из кухни тянуло запахом пригорающих сухарей. Впрочем, возможно, госпожа Потапова собирала вещички для Андрея Степановича. Ему-то уж точно светил немалый тюремный срок!