– Готов?
– Как всегда, готов! – сострил единственный пассажир, неторопливо снимая с шеи бездыханного Юрика шнурок удавки.
17
Я смотрела на мужчину, сидящего напротив меня, и отрешенно думала: вот бы понять, почему чужой малознакомый мальчик был моей заветной девичьей мечтой? Может, я чувствовала, что он вырастет мужчиной, с которым у меня, тоже взрослой, будет много общего? Но и что с того? Через полтора часа оживленной застольной беседы я перестала изумляться и радоваться совпадению наших слов и мыслей. Теперь я втайне печалилась, сознавая, что различий между нами больше, чем сходства.
«Это точно! – подтвердил мои опасения внутренний голос. – Ты открытая, как космос, и эмоциональная, как тротил. Категоричная до тупости и целеустремленная до наглости! И на любое давление реагируешь, как противопехотная мина! А он осторожный и продуманный. С виду добродушный, как рыба-кит, но опасный, как акула. А еще глубокий, переменчивый и затягивающий, как подводное течение!»
Я невесело усмехнулась. В сложившейся системе образов мы оба выглядели вполне героически, но подходили друг другу примерно так же, как морской дракон и боевая торпеда. Результат совпадения обещал быть трагическим.
«В общем, советую разминуться, – со вздохом подсказал мудрый внутренний голос».
– Лен, ты в порядке? – обеспокоенно спросил предмет моих раздумий.
До меня дошло, что я уже несколько минут молчу, не отвечая на вопросы собеседника и гипнотизируя невидящим взглядом салатную горку. Составленная из фрагментов жестоко растерзанных морепродуктов, она хорошо сочеталась с темой фатального глубоководного взрыва.
– Что-то голова закружилась, – ответила я, не греша против истины. – Надо меньше пить…
С утра мы с Вадиком чуть ли не натощак раздавили пол-литра виски, в обед в кафе «Встреча» пили за счастливое воссоединение честной компании красное вино, в полете нам любезно наливали белое, а за ужином я припала к ликеру. Определенно, пить надо было либо меньше, либо реже, либо как-то систематизировать напитки по крепости.
«К-короче, грамотнее надо выстраивать линию своего а-алкогольного поведения!» – резюмировал внутренний голос, тяготея к замедлению темпа речи и легкому заиканию.
Я почувствовала, что вот-вот превращусь из целеустремленной торпеды в снулого карася. Но даже эта противоестественная мутация не давала мне шансов на долгую и счастливую жизнь в чужих глубинах! А короткой и несчастной жизни там совсем не хотелось.
Остатки здравого смысла, оседающие на дно моего нетрезвого сознания, подсказывали, что надо возвращаться на курс, которому я беспечально следовала до появления в моей жизни сайта «В контакте», пропади он пропадом вместе со всем своим провокационным контентом!
– Я выйду, свежим воздухом подышу! – сказала я Саше, с третьей попытки (рука упрямо хватала воздух) сдернув с соседнего стула свою сумку. – Ты сиди, сиди!
Возвращаться я не собиралась, но и прощаться с Александром не хотелось: я боялась собственной разговорчивости. Очень велик был соблазн сказать или спросить что-нибудь ненужное.
«Уйти из немецкого ресторана по-английски – эт-то оригинально!» – нарочито весело хмыкнул мой внутренний голос.
Глоток свежего воздуха не смог нейтрализовать значительное количество поглощенного мною алкоголя. Я старательно разминулась с декоративным заборчиком, отгораживающим пустой летний дворик ресторана от вымощенного брусчаткой тротуара, и пошла прочь, не выбирая дороги.
Еще полчаса назад у меня имелись совсем другие планы: я была шумной, деятельной, энергичной и даже собиралась позвонить Паше Коху, чтобы подбить его на поход в какой-нибудь ночной клуб, чтобы избавиться от тоскливого чувства, воцарившегося в моей мятежной душе в ходе встречи с Александром: требовалась хорошая встряска. Идеально было бы рухнуть в объятия любимого и любящего мужа, но за неимением такового в пределах досягаемости оставалось либо пошло выплакаться, либо пропотеть на дансинге. Второй вариант мне нравился гораздо больше, но уже на улице я обнаружила, что к моему моральному упадку приплюсовался физический, и поняла, что в таком состоянии клубная жизнь будет равнозначна моей смерти. Пришлось ограничить заместительную терапию пешеходной прогулкой.
Берлина я не знала совсем, но в прошлый наш приезд он показался мне достаточно типичным европейским городом. Беглая экскурсия, между делом организованная для нас с Вадиком Пашей Кохом, запомнилась мне главным образом большим количеством авангардных скульптур, сомнительно украшающих улицы и площади. Мне не удалось постичь сакральный смысл огромной черной дуги, похожей на часть гигантского колеса, массивных гранитных «карандашей», соединенных остриями, и бесконечной желтой спирали, неприятно напоминающей великанский пищевод, скрученный мучительным спазмом. Однако я оценила изобретательность берлинцев, которые нашли дешевый и сердитый способ обновить лицо своего города не хирургическим путем, а средствами малой пластики.
Особенно понравились мне берлинские декоративные медведи. Ярко раскрашенные двухметровые фигуры этих животных, расставленные по городу немногим реже, чем фонарные столбы, радовали глаз и будили теплые чувства. Помнится, Паша Кох говорил, что симпатичных мишек в Берлине около полутора сотен, и я в моем нынешнем настроении охотно посмотрела бы на каждого из них: созерцание умильно улыбающихся топтыгиных могло удержать меня от падения в бездну уныния.
«Кстати, на входе в твой отель тоже стоит скульптурный мишка, – напомнил внутренний голос. – Красненький такой, с плакатом в лапах».
Я кивнула, потому что тоже запомнила мишку у гостиницы. В отличие от других берлинских медведей, он был раскрашен незатейливо и одновременно агрессивно: настоящий пролетарский медведь, с ног до головы в кумаче. А на плакате, который Красный Медведь держал в поднятых над головой лапах, было начертано название отеля: «Берлин». Я ощутила признательность переводчице Ксении за выбор гостиницы. Ее незабываемое название и одна-единственная машина такси могли помочь мне справиться с приступом топографического идиотизма.
Его неизбежность я особенно остро почувствовала, когда прильнула к пестрой груди медведя-клоуна и проникновенно спросила его:
– Мишка, мишка, где твоя улыбка, полная задора и огня?
Улыбка у данного мишки была не столько задорная, сколько кривая: краску на его скульптурной морде не мешало бы подновить. Я широко, с размахом, нарисовала топтыгину пламенные уста своей собственной губной помадой, хлопнула символического зверя по крутому плечу и сказала:
– Самая нелепая ошибка, мишка, то, что ты уходишь от меня!
Покидал меня в этот момент не только неблагодарный медведь – земная твердь тоже норовила уйти из-под ног. Я огляделась, и окружающая местность показалась мне не более родной и знакомой, чем глухая лесная чаща. Улица, пестрящая новогодними огнями и разноцветным неоном вывесок, в отсутствие на ней людей выглядела неуютно. Мне почудилось, что за афишной тумбой кто-то прячется. Я отклеилась от придурковато улыбающегося мишки и по возможности быстро пошла в сторону ближайшего перекрестка.