- Почему?
- Боится. Говорит, никто ни в чем разбираться не станет, все повесят на них. Ведь на самом деле неизвестно, что в квартире произошло. Вдруг кто-то убил кого-то? Например, воры не поделили между собой добычу, подрались, один другого замочил… разве потом они смогут доказать, что не виноваты?
- Фу, Ева, - скривился сыщик. - Что за лексикон? «Замочил»… Кровь была человеческая?
- Откуда им знать? Замыли, да и все. Теперь на том месте образовалось светлое пятно. Ковер был старый, грязный, а кровь отмывали стиральным порошком. Ну и… они боятся даже взглянуть на то место, ночами не спят - прислушиваются, не пытается ли кто-то дверь открыть. Замок у них плохонький, на честном слове держится.
- Пусть новый поставят!
Ева бросила на Смирнова испепеляющий взгляд.
- Замок-то поставить проще простого! - сердито сказала она. - А от страха куда деваться?
Сыщик понял, что ему не отвертеться. Ева уже все решила.
- Из квартиры что-нибудь пропало? - вздохнул он.
- Римма говорит, что нет. Она деньги на дубленку копит, прячет в бельевом шкафу. Шкаф выпотрошили, но денег не взяли. Так ты поможешь?
- Какую же добычу тогда воры не поделили, по-твоему? - усмехнулся Всеслав.
- Вот я и говорю… нечистая сила!
Тучи, полные снега, висели над Москвой. На каменное лицо города опустилась белая вуаль тумана. Все застыло в ожидании снегопада.
Тарас Михалин сидел в своем рабочем кабинете, уставившись в принесенные секретаршей бумаги. Было тепло, уютно. На столе стояла чашка с дымящимся чаем. Но совсем другие мысли, не связанные с деятельностью фирмы «МиМ», витали в голове господина Михалина - обрывки разговора с сыщиком, с Анжелой, анонимный звонок, последняя размолвка с Феликсом. Если бы повернуть время вспять!
- Ну и что? Что? - вслух произнес он. - Я бы не сказал тех слов? Или Феликс повел бы себя иначе? Или… Это безумие! На нас обоих будто затмение нашло.
Тарас вздрогнул от звуков собственного голоса. Неужели он разговаривает сам с собой? Так и свихнуться недолго! Он с раздражением отодвинул прочь бумаги. Как же ему быть? Продолжать молчать?
Тайная мука, которую он гнал от себя и в которой не желал признаваться, пожирала его изнутри. Тарас не осознавал до конца, что с ним происходит, и в желании избавиться от наваждения кидался из крайности в крайность. После смерти Феликса произошло еще одно событие, которому он не находил объяснения и которое…
Вскочив, Тарас распахнул окно - холодный воздух ударил в лицо, погасил лихорадочный жар, объявший тело и душу. Неоконченная мысль была невыносима, и додумывать ее до конца Тарас не собирался.
- Я сам себя обманываю, - прошептал господин Михалин, с тоской глядя на бледный призрак города, проступающий сквозь белесую пелену. - Я хочу скрыться от того, что проснулось во мне. Я жалок, ничтожен в этой ужасающей трусости перед самим собой, перед теми проявлениями моей натуры, которых я до сих пор не обнаруживал. Выходит, я - комедиант, разыгрывающий перед людьми насквозь фальшивую пьесу! Но зачем? Почему? Кто научил меня стыдиться порывов собственной души, отрицать ее существование с истерическим упорством неврастеника, со страстью неслыханной, невиданной? Ведь я считал себя холодным, трезвым, рассудочным…
Он застонал и отошел от окна, оставляя раму открытой, опустился в кресло. Последний разговор с Феликсом возник в его воображении так ясно, словно они только что расстались. Словно не развели их в стороны навеки иные берега.
«Теперь мы встретимся там, - подумал Михалин. - За чертой вины, раскаяния и непонимания. За чертой страха… За чертой, где все земное прератится в дым, в снежную пустоту…»
Порыв ветра надул синюю штору, зашелестел бумагами на столе кабинета.
- Прости, дружище Феликс, - сказал Тарас. - Прости. Я запутался! Я стал слепым и глухим, подчиняясь неведомой мне силе. Меня оправдывает только то, что та же сила закрутила и тебя. Впрочем, опять я изворачиваюсь, пытаюсь ловчить и прикидываться! Оправдания не нужны… не стоит тратить на них время. Там нас рассудят. Там положат на чашу весов истинное и напускное, живую страсть и лживое притворство. Там справедливый судья воздаст каждому по заслугам.
- Справедливого суда не бывает! - горячо возразил Феликс. - Ни земного, ни небесного. Ты снова ошибаешься, друг. Ты ловишь химеру, которая уводит тебя от света. Нет суда людского, нет и суда божественного. Ничего нет… кроме любви.
- Но как же так? Ты любил Катю… тосковал по ней, был верен данной вами клятве, а потом… изменил всему этому?
- Клятвы иллюзорны, - спокойно улыбнулся Мартов. - Они пытаются удержать во времени быстротечное. Тогда как само время - иллюзия. Я заблуждался. Самое страшное - изменить себе!
Зазвонил телефон, и тень Феликса изчезла, растаяла. Господин Михалин ощутил во всем теле дрожь, сильный озноб. Он поспешно прикрыл окно. Телефон продолжал звонить, напоминая о законах этого мира.
- Слушаю, - нервно сказал он в трубку. - Да, Анжела. Поговорить? Разве еще остались какие-то недомолвки?
Она рыдала неистово, как умеют плакать очень легкомысленные люди. Через минуту бурный поток слез сменит столь же бурный хохот.
- Ты чудовище, Михалин! - вопила Анжела. - Я знаю, почему ты изменился! Догадалась наконец. Прохвост! Негодяй! Такая же сволочь, как все мужики! Я все расскажу отцу…
- Ка-а-ак? - удивился он. - Ты до сих пор не пожаловалась папочке? Беги скорее, детка!
- Скотина! Ты должен на мне жениться!
- С какой стати? - расхохотался Тарас. - Девственность ты потеряла еще в ранней юности, дорогая Анжела. Думаю, приблизительно в классе девятом. Или раньше? Так что извини, твои претензии не по адресу.
Она бросила трубку. Михалин облегченно вздохнул, потянулся к чашке с чаем. Но не успел он сделать и пару глотков, как телефон снова зазвонил.
- Я не собираюсь жениться, Анжела! - сразу отрезал он. - По крайней мере, на тебе!
В трубке повисло молчание.
- Ха-ха! - после паузы усмехнулся мужской голос. - Любовная ссора? Как ты вульгарно, примитивно груб, Михалин. Разве бедная женщина этого заслуживает? Признаться, я был лучшего мнения о тебе.
- Вы кто? - опешил Тарас. - Извините, я…
- Не смущайся, чего уж там! - издевался «голос». - Голубки сначала воркуют, а потом жестоко клюют друг друга. Такова их природа.
- Кто вы такой? Назовите себя!
- Не горячись, господин хороший, - прошелестел «голос». - Боюсь, мое имя придется тебе не по вкусу.
Самым правильным было бы положить трубку, но отчего-то Тарас не мог этого сделать. Он болезненно вслушивался в искаженные специальным приспособлением интонации незнакомца, ощущая ледяной комок в груди.