Этот суровый край считался пустынным. Кто мог поселиться здесь? Он никак не ожидал встретить здесь жильё. Сейчас и он сам, и его конь нуждались в спасительной крыше и защите вековых стен.
Ветер дул сильными порывами, едва не выбивая всадника из седла. Снова сверкнула молния, прочертив темное небо, на секунду осветив все вокруг. Величественная каменная ниша скрывала в глубине массивную входную дверь. Причудливая резьба зигзагами сбегала сверху вниз
Рев и свист ветра, шум воды, удары волн о камни, – весь этот дьявольский грохот обрушивался сверху вниз, подобно лавине. А дом невозмутимо взирал единственным тусклым глазом на непрошеного гостя, безмолвный и неприступный.
Всадник как будто проснулся, стряхнув внезапное оцепенение, словно вышедшее из неведомых глубин и неслышно охватившее его. Он насквозь промок: плащ, штаны, сапоги были ледяными и тяжелыми. Пронизывающий ветер, казалось, уносил с каждый порывом последнее тепло. Путник спешился и торопливо направился к двери дома. Плети полуоборванного плюща там и сям свисали по скользким от дождя стенам.
– Негостеприимный вход, – подумал он, откидывая с головы промокший и бесполезный капюшон. Приятное и молодое лицо с прямым носом, высоким лбом и тяжеловатым подбородком было мокрым и измученным.
– Чем же постучать?
Ни молотка, ни колокольчика, ничего подобного на двери не имелось. Она была словно монолит, так что с трудом можно было представить, чтобы она когда-нибудь открывалась. Мужчина оглянулся, – нет ли поблизости камня или ветки? В разрыв между тучами выглянула луна, осветив залитые водой камни, на которых валялся сбитый ветром толстый сук. Счастливое предзнаменование! Он начал стучать изо всех сил. Шум непогоды заглушал удары.
Путник почувствовал, как волна жара охватила его тело, поднимаясь к голове, сменилась противным ознобом. Беспокойство, что его не услышат, куда-то отступило. В голове разлилась странная пустота. Туман забытья погасил краски и заглушил звуки… Непривычная слабость подступила тупой волной… ? Где он? Что он здесь делает? Зачем?… Потом неясный свет и глаза женщины. Потом…
Сиур проснулся весь в поту и некоторое время лежал, преодолевая знакомое ощущение дурноты. Первый раз этот сон приснился ему в госпитале. Когда он пришел в себя и открыл глаза, то долго не мог понять, кто он, как здесь оказался, и что вообще происходит. Стоило закрыть глаза, как сон снова наваливался, унося в темный туннель-переход из одной реальности в другую. Он продолжался, обрастая все новыми подробностями, затягивая в свою бездонную воронку, из которой приходилось долго возвращаться к действительности. Наваждение длилось до тех пор, пока Сиур не начал выздоравливать.
Выписавшись из госпиталя, он поехал долечиваться в деревню – косил сено, рубил дрова, пил молоко, обливался колодезной водой, постепенно восстанавливая силы. Тело снова начало подчиняться ему. Утром на восходе солнца он уходил в лес, ходил босиком по росе, вдыхал горькие запахи хвои, перестоявшей листвы, цветов, подолгу лежал на траве и смотрел в небо. Ни о чем не хотелось думать. Ничего не хотелось вспоминать. Только глаза женщины из сна иногда появлялись перед ним, и тогда он как бы оказывался в центре пространств и вне времен.
Предвкушение и ожидание становились невыносимыми, хотелось вскочить и идти, искать ее, защитить, закрыть своим телом, оградить от зла этого мира, – словно он что-то обещал ей и не смог выполнить. Словно она тоже что-то пообещала ему и ждала его, а он все не шел и не шел.
Сиур возобновил тренировки, постепенно набирая форму, изматывая себя до такой степени, чтобы ощущения физического тела заслоняли внутреннюю тоску. Он снова достиг совершенства. Медитируя в позе дзадзен, то есть сидя на пятках, отрабатывал быстроту реакции, используя техники ниндзя.
– Внешне вы можете выглядеть совершенно неподвижными, но это неподвижность вращающегося волчка, – говорил учитель.
Его вполне удовлетворили бы сейчас успехи ученика. Сиур был доволен – он стал даже лучше, чем был. Техника стала продолжением его самого – плавная, как скольжение лебедя, сокрушительная, как ураган.
Он снова стал прежним, и только на самом донышке сознания притаилось видение женщины из сна. И вот сегодня вдруг снова…
Сиур встал, подошел к открытому окну – моросил дождь. Он старался дышать ровно. Воздух, свежий и вкусный, заполнил легкие. В голове прояснилось.
– Завтра будет тяжелый день, вернее, тяжелая ночь, – усмехнулся он. В груди неприятно заныло. Вспомнились глаза Тины…
– В их бесконечности можно сгинуть в одно мгновение… Я становлюсь сентиментальным. – Он закрыл окно. Небо начинало светлеть. Скоро утро.
Тина тоже лежала без сна. Она слушала монотонный шум дождя и смотрела, как светлеет за шторами проем окна. Впервые ее волновал мужчина. Как странно переплетаются обстоятельства, явь и сон, предчувствия и желания… Мужчина согласился ей помочь. Почему? Он не из тех, кого легко убедить в чем-то.
Тине снова стало тревожно. Она так и не смогла заснуть, думала об Альберте Михайловиче, о себе, о том, что сегодня нужно будет уйти с работы пораньше…На столе, смутно улыбалась с портрета Евлалия. Старик сделал ей этот подарок на память о знакомстве.
– Что же все-таки произошло там, за дверью, которая всегда гостеприимно раскрывалась перед ней? Не буду гадать. – Она закрыла глаза. Может быть, еще удастся заснуть.
Сон не шел. Вспомнился вчерашний разговор на веранде ресторана, приятное лицо мужчины с прямым носом и высоким лбом, его сильные руки с длинными пальцами, наполненное скрытой мощью тело.
– Как хорошо, что можно на кого-то надеяться. Он не подведет. – Тина зевнула. Ей стало спокойнее. Уже почти рассвело, когда она, наконец, заснула.
Людмилочке сегодня пришлось работать за себя и за Тину. Та была необычайно рассеяна, сидела с отсутствующим видом, не слышала обращенных к ней вопросов, отвечала невпопад.
– Иди-ка ты домой. Я сама тут управлюсь, людей почти нет, кому охота в такую погоду сидеть, сушить себе мозги и дышать пылью? Постарайся уснуть хоть на пару часов. Знаешь, я когда нервничаю, наемся и ложусь спать. Самое лучшее средство. – Людмилочка участливо смотрела на подругу. – Ну что ты так переживаешь! Все будет хорошо. Такой парень будет с тобой…– она вздохнула. – Боже, какие мужчины есть на свете!
Мечтательное настроение сменил житейский практицизм:
– А что ты наденешь? У тебя же нет ничего приличного, одни джинсы и футболки. Я тебе всегда говорила, что обязательно нужно что-то иметь на такой случай!
– Какой случай? Ты так говоришь, как будто мы идем на увеселительную прогулку или в ночной бар.
– Да-а, будет холодно и темно. – Людмилочка поежилась. Она представила себе ночной город, темную чужую квартиру и то, что может оказаться в этой квартире… Задерганная жизнью, она все же твердо верила, что есть на свете вещи, которые стоят всего – например, ей было бы страшно на месте Тины, но когда рядом такой мужчина… Эх, пожалуй, она бы рискнула!