– Ну, не все.
– Это еще не известно. Мы-то с тобой туда по-настоящему не ходили!
– Ты же знаешь подземку, там все охраняется. А остальные коммуникации тебе как дом родной.
Влад скривился, как от горькой пилюли.
– Не порть аппетит! Мне эту клоаку вспоминать противно. Потом даже сны кошмарные снились: темень, вонь, крысы… – Он в сердцах сплюнул.
– С чего ты взял, что это вход именно туда? Обычный старый дом, подвал еще старше, судя по всему.
– Вот то-то и оно. – Влад даже перестал жевать. – С этими столичными подземельями… – Он вздохнул. – Набредем на какой-нибудь застенок Малюты Скуратова, [50] или еще почище… Город сам знаешь, какой. Очень древний, очень интересный город… Всякое творилось, что известно, и неизвестно, а чего и сам знать не захочешь!
– Ты еще скажи, что там бродят души невинно убиенных.
– А что ты думаешь? Что ты вообще об этом знаешь? Что мы все об этом знаем? – Влад допил чай и отставил чашку. – Почему в этом подвале такой вход проделан? Это ж не так просто! И слава о нем такая недаром идет. Дыма, как известно, без огня не бывает.
– Согласен. Этот проем как открылся, меня аж жуть взяла… О нем даже не скажешь «открылся» – как-то прошелестел зловеще и отверзся. Вот это подходит.
– Разверзлась бездна… ловушка миров.
– Если хочешь знать, именно это я и почувствовал.
Сиур задумчиво посмотрел на товарища. Ему вдруг стало предельно ясно, что он сам обладал и, возможно, до сих пор обладает таинственной и устрашающей Силой, застрявшей вот в таких и других ловушках. И что Силу эту можно себе вернуть… Войдя в этот темный лабиринт, вопреки страху и сомнениям, попытаться отыскать там ответы.
Вполне возможно, это обычный московский подвал, замысловато сделанный, потому что хозяин дома был, например, масоном, [51] и любил устрашающие спектакли и розыгрыши. Так он тешил свою пресыщенную впечатлениями душу.
Но что-то на самом донышке сознания говорило ему, что все не так – гораздо сложнее, или, наоборот, проще и опаснее. И что мысль его не может пока проникнуть за незримую завесу, скрывающую что-то важное. В мире преобладающих явных форм самое главное надежно скрыто – это было его осознание.
– Шеф, давай посмотрим, что за штуку мы с тобой притащили!
Влад сходил в прихожую и принес потемневший от времени деревянный футляр. Повозившись некоторое время с замочками, которые сами оказались произведением искусства, – тонко выкованные листья вперемежку со стрелами и боевыми топориками образовывали густую вязь – он, наконец, справился с ними и приоткрыл тяжелую крышку.
На хорошо сохранившейся темно-красной выстланной по дну подкладке располагался частично разобранный старинный арбалет. Оружие лежало, как живое, предназначенное не для осмотра и даже не для использования, – словно что-то само в себе сущее, само в себе заключающее жизненное начало… Все детали, поразительной работы, украшены замысловатой резьбой и драгоценными инкрустациями. Бирюза, эмаль, серебро и перламутр потемнели от времени, но от этого еще сильнее притягивали взгляд.
На торце приклада имелась надпись: « Дар мастера тому, кто защищает Идущих». Буквы имели странную вытянутую форму, напоминая готический шрифт, и сама надпись была скорее всего на старом английском.
Сиур не до конца понял язык, но смысл надписи угадал сразу. Он бы вряд ли смог вразумительно передать чувство, возникшее при виде оружия – как будто очень давно этот арбалет спас жизнь не только ему, но и бесконечно дорогому ему существу, женщине… Он смотрел на оружие как на друга, которого не видел тысячу лет, и к его глазам подступили предательские слезы.
…Высокие готические своды, стрельчатые арки и гулкое пространство под ними, расцвеченное преломленными через сине-красно-золотые витражи солнечными лучами…Под полуциркульным порталом – еще одна арка, украшенная изображениями искушений человеческой души. Взмывающие вверх прозрачно-светлые голоса певчих, отражающиеся от устремленных в высоту стен… Запах воска от сотен свечей… Могучая фигура рыцаря в тяжелых доспехах, темно-синем плаще, с огромным мечом на боку, спокойно-печальный взгляд, золотой амулет на широкой груди, под одеждой, надежно укрытый от посторонних глаз…
Рыцарь то ли молится, то ли прощается с кем-то, то ли уповает на грядущую встречу. Сильная рука судорожно сжимает витую рукоятку меча, просверкивающую синим на все пространство собора.
Люди вокруг отступают в смятении… одинокая прямая фигура остается в стремительно пустеющем пространстве. Силовые потоки плавят свечи, с треском гаснущие; расплавленный желтый воск стекает на каменные плиты…Хор певчих расстраивается и смолкает. Святой отец испуганно пятится, беспорядочно взмахивая кадилом…
– Это же я. Я!
– Конечно ты, Сиур.
Влад недоуменно хлопает длинными, как у девушки, ресницами.
– Да нет, ты не понимаешь, – это же я там стою, в соборе… с мечом. Я ее больше никогда не увижу… В той жизни больше никогда.
– В каком соборе? Кого ты больше не увидишь?
– О, черт, опять! – Сиур посмотрел вокруг более осмысленно, вытер разом вспотевший лоб. Потом неподвижным взглядом уставился на арбалет.
– Когда-то я стрелял из него! Славный товарищ, ты меня не подвел, – он ласково погладил оружие, помолчал, и поднял на Влада полные тоски глаза.
– Может, выпьем, а? Ночь не спали все-таки.
Влад вскочил, бросился к холодильнику, достал охлажденную бутылку водки и пару свежих огурцов. Пили молча. Обстановка не располагала к беседе. Сиур вытянул длинные ноги на полкухни и закурил.
– Ты когда-нибудь чувствовал, как вот тут поет, – он показал рукой на свою грудь, – когда твоя стрела, взвизгнув, впивается в тело врага?..
– Насчет стрелы не скажу, это, пожалуй, слишком круто. А вот когда моя пуля впивается – очень даже нормально. Все ликует! А потом тошно почему-то. Не знаешь, почему? – Влад снова наполнил рюмки.
– Еще по одной, и хватит. Девочек испугаем.
– Только не этим.
Тина, оказывается, уже несколько минут стояла и смотрела, не отрываясь, на арбалет. Медленно подошла и взяла в руки, привычно, как будто делала это каждый день, соединила детали, глянула с одной стороны, с другой…
– Ой, мальчики, красота какая! – Со вкусом прицелилась, – короткая стрела щелкнула, вставая на место. – Смотрите, что тут есть!