– Видимо, сейчас будет кульминация рассказа, – шепнул мне догадливый Зяма.
У моего милого мама – известная романистка. Близкое знакомство с живой и действующей писательницей научило Зяму разбираться в тонкостях сюжетного построения.
– Позавчера вечером, когда уже зажглись фонари, грымзовидная соседка слышала удаляющийся рев мотора. Машина выехала со двора Крамера, – сказал Кулебякин и очень многозначительно посмотрел сначала на меня, а потом на Зяму.
По моему непрофессиональному мнению, на кульминацию эта информация не тянула. Зяма, похоже, тоже так подумал, потому что совершенно хладнокровно вопросил:
– Ну и что?
– А то, что у мальчика нет своей машины, – еще более веско сказал Кулебякин. – У мальчика велосипед.
– Велосипед мы там видели, – вспомнила я.
– Вот именно. – Эта его реплика была уже такой веской, что дальше просто некуда. Как урановый слиток!
Все замолчали. Я терпеливо подождала продолжения, не дождалась и осторожно спросила:
– И что это значит?
– А я почем знаю? – Кулебякин снова рассердился. – Сказал же – отстаньте, я думаю!
Тогда я тоже стала думать, причем в отличие от эгоиста Кулебякина не утаивала свои мысли от общественности:
– Кузнецова пропала позавчера вечером. А позавчера днем она узнала адрес Крамера у какой-то твоей, Зямка, гадкой горничной…
За разговором мы вошли в холл, поэтому ругательные слова в адрес гостиничной служащей я произнесла потише. А вот Зяма даже не подумал прибрать громкость, проорал в полный голос:
– Почему это моя горничная гадкая?!
Чтобы не терять время на объяснения, я снова наступила ему на ногу, после чего мы сделали вынужденную остановку, и под змеиное шипение милого друга я продолжила:
– Может, Кузнецова тем вечером устала гулять пешком, поехала за машиной к дяде Мише и там познакомилась с мальчиком? А мальчик, само собой, в нее отчаянно влюбился…
– Что ты мелешь?! – снова рассердился капитан.
– Все мальчики всегда в нее отчаянно влюблялись, – уверенно сказала я. – Зяма, подтверди!
Зяма сквозь скулеж и писк послушно подтвердил. Тогда ревнивец Кулебякин сник и позволил мне закончить фразу.
– Сделавшись отчаянно влюбленным, австрийский мальчик перестал быть хорошим и правильным. Он бросил свой велосипед, взял дядин автомобиль и повез Кузнецову кататься!
– Что-то долго они катаются, – пробурчал капитан.
– Может быть, они попали в аварию?! – ахнула я.
– Если влюбленный мальчик дал порулить моей сестрице, то они запросто могли попасть куда угодно, – мрачно сказал Зяма. – Хоть в аварию, хоть в полицию, хоть в Книгу рекордов Гиннесса.
– Точно, Кузнецова водит автомобиль, как пьяный гонщик, – вздохнула я. – Даже когда она трезвая…
– Черт! – Кулебякина, видимо, все сказанное нами проняло. – Возвращаемся к грымзе, будем искать этого мальчика! Так, нам тоже срочно нужен автомобиль…
Он оглянулся на портье, а тот ответил на его вопросительный взгляд широкой улыбкой и длинной фразой. В общем невразумительном шпреханье я разобрала пару очень интересных слов.
– Мне показалось или он действительно сказал что-то про авто и про Кузнецову? – недоверчиво удивилась я.
Капитан Кулебякин не удостоил меня ответом. Он тигром прыгнул к стойке и с ходу включился в оживленную беседу с портье. Причем наш эмоциональный милицейский друг не ограничился словесным общением, а пустил в ход жесты и мелкие предметы. Сначала он настойчиво продемонстрировал служащему свое служебное удостоверение, потом показал затребованный у Зямы загранпаспорт, а после еще мой электронный ключ от нашего с Инкой номера. Наконец портье сделал ответный жест и торжественно вручил капитану серебристые ключи.
– Надо же, ключики! – удивился Зяма. – А я думал, в этом отеле все двери карточками открываются.
– Кажется, эти двери не в отеле, – заметила я, провожая Кулебякина заинтересованным взглядом.
Он сцапал ключики и, звеня ими, как первоклассница, открывающая праздник Первого сентября, устремился к выходу. Мы с Зямой заторопились следом.
Капитан выскочил на улицу, с хорошей скоростью пробежал стометровку вдоль длинного крыла гостиницы и скрылся за углом. Мы с Зямой, который слегка припадал на одну ногу, от него поотстали.
– Не спеши, давай тут подождем, – сжалилась я над охромевшим милым.
– Чего ждать-то?! – Мой колченогий Бонд отчаянно рвался навстречу новым приключениям.
Я пожала плечами и присела на одну из кривоватеньких, с виду – старинных скамеек из толстых коричневых брусьев и чугунных штуковин, которые в бытность отеля кайзеровской конюшней могли чудненько украшать собой интерьер лошадиных апартаментов. Зяма присесть отказался и бегал туда-сюда до тех пор, пока его не отбросил в сторону мощный гудок автомобильного клаксона.
– У, какая машинка! – восхитился Зяма. – Просто сказка!
– Ага, «Колобок», – поддакнула я, намекая на карикатурное сходство округлой машинки неизвестной мне марки с этим хлебобулочным изделием.
– Отставить пиво! – В щель приоткрытого окошка прикрикнул на нас капитан Кулебякин. – Не время пьянствовать! Садитесь в машину!
В голосе нашего друга звучали непререкаемые командирские интонации. Мы с Зямой переглянулись, пожали плечами и подчинились.
– Отпадная тачка! – похвалил Зяма, устроившись на переднем сиденье и оглядевшись. – Это выгодное приобретение или аренда?
– Понятия не имею, – пожал плечами Кулебякин. – Лишь бы не угон! С твоей сестрицы станется и машину свистнуть.
– А, так это Инкина машина? – обрадовался Зяма. – А где же она сама?
Он снова принялся оглядываться, что выглядело очень глупо, но неожиданно возымело результат.
– Смотрите, тут написано имя моей сестры! – воскликнул Зяма, подобрав с пола квадратную бумажку цвета фуксии.
Капитан Кулебякин мгновенно выхватил у него листочек:
– Индия Кузнецова, «Пента Вьенн», номер 336!
Я сунулась вперед, тоже посмотрела на интригующую бумажку и сказала свое веское слово:
– Написано рукой самой Кузнецовой! Кстати, я припоминаю, что перед уходом на ту роковую ночную прогулку Инка положила в карман пачку розовых стикеров.
– То есть моя сестрица планировала рассыпать бумажки со своим именем и адресом в стиле сеятеля? – съязвил Зяма.
– Да ничего подобного! – заметив, как насупился ревнивец Кулебякин, я поспешила защитить подругу от несправедливых нападок. – Я сама посоветовала Инке взять эти яркие бумажки, чтобы отмечать ими свой путь. Чтобы вернуться по ним назад, если она вдруг заблудится!