– Чай буду, – охотно согласилась я. Осмотрела столик, заставленный чашками, плошками и разнообразными консервными банками, потерла руки и добавила: – И печенье буду, и сушки, и сгущенку с тушенкой!
– Нетушки, тушенка и прочее – это нам на обед! – возразила Софи, убирая в тумбочку жестянки с консервированной говядиной, фасолью в томате и сайрой натуральной с добавлением масла. – Мы все сегодня на сухом пайке, столовая не работает. Зато мы на работу не идем! Тетя Люся дала нам выходной.
– С чего бы это? – удивилась я.
Тетя Люся радеет за работу до упаду с энтузиазмом капитана галеры, она не позволила нам отдыхать даже в день национального праздника. Что мы там всей страной отмечаем в середине июня? Не помню, ну да это и неважно. Хлебнув чаю, который предупредительно налил мне заботливый, как хорошая хозяюшка, Левик, я нашла подходящее объяснение необыкновенной доброте тети Люси:
– Это из-за проверки, да?
Сонька сладострастно облизнула ложку, густо выбеленную сгущенкой, и кивнула:
– Точно. Вчера вечером, пока мы с тобой играли в папуасок, к тете Люсе заявился какой-то дюже въедливый старикан. Из какой уж он там контролирующей организации, я не знаю, но августейшая наша без промедления дала ему аудиенцию, а потом с Борькиной помощью живо навела в хозяйстве большой шухер.
– А важного деда тетя Люся поселила в суперлюксе и даже денег с него не взяла! – вставил Вовик. – Я знаю, мне Борька сказал.
– Когда это ты успел пообщаться с Борькой, противный? – сполоборота завелся ревнивый Левик.
– Мальчики, мальчики, не ссорьтесь! – Софи звонко постучала ложкой по краю чашки.
– Да-да, принимать пищу надо в спокойной обстановке, иначе она плохо усваивается, – вспомнив наставления мамы и бабушки, влезла с репликой моя Нюня.
– Ох, где только ее взять, эту спокойную обстановку? – Сонька показательно пригорюнилась, но глазки у нее блестели. – Вот, к примеру, вчера-то какой беспокойный вечерок выдался, а?
– У тебя тоже? – удивилась я.
– А то! Вечер бурных сексуальных приключений!
– Расскажи, Сонечка, расскажи! – заныли любознательные и охочие до сексуальных приключений мальчики.
Софи не заставила себя уговаривать.
– Ну, во-первых, я едва не встретилась с сексуальным маньяком! – похвасталась она, кокетливо поправив винтообразный локон, образовавшийся на месте расплетенной африканской косички. – Чуть-чуть я к маньяку не успела! Какие-то воинственные зулусы очень некстати напали на бедняжку и обратили его в бегство.
– Ага! – веско сказала я, узнав ситуацию. – Все правильно. Только маниакальных бедняжек, как ты их называешь, было аж двое. Два брата Карлсона!
– С моторчиками? – заинтересовалась Софи.
Левик с Вовиком наперебой заахали, утверждая, что с моторчиками – это очень даже упоительно и восхитительно. Чтобы не шокировать лишний раз Нюню, я не стала уточнять, к каким таким приспособлениям прилагались восхитительные моторчики.
– Увы, моторизированные Карлсоны пролетели мимо меня, – с сожалением сказала Софи. – Но до черного зулусского тела я все-таки добралась!
– И как тебе с негром? – затаив дыхание, спросил Вовик, за что ревнивый Левик тут же саданул его локтем в бок.
Сонька призналась, что с негром ей было хорошо, но мало, поэтому по завершении акта международной любви она пошла во «Флориду» к старому доброму другу Аскеру. Того в казино не оказалось, но Софи не растерялась и двинулась прямиком в знакомый гараж для свиданий.
– Я думала поразить любезного друга своей знойной африканской наружностью, но Аскерчик принял появление страстной негрицы как должное и по-настоящему поразился, только когда понял, что перед ним я собственной персоной! – не тая удивления, сказала Сонька.
За интересным разговором мы прикончили чай, сгущенку и сушки, после чего мальчики убежали на пляж, а мы с Софи сели у окошечка: я лениво любовалась цветущими петуниями, а Сонька, чертыхаясь, распутывала африканские загогулины на моей голове. При этом она то и дело больно дергала меня за волосы, потому что поминутно засматривалась на балкон тети-Люсиного суперлюкса, представляющего собой комнату с евроремонтом и биотуалетом в мансардном этаже. Софи не на шутку заинтересовалась личностью важного старца, запугавшего тетю Люсю до такой степени, что та пригласила его отдохнуть за счет заведения. Все мы знали, что заведение «Тетя Люся инкорпорейшн» крайне редко раскошеливается на разного рода представительские и рекламные расходы.
– Вот он! – особенно чувствительно рванув мой скальп, обрадованно молвила Сонька. – Вышел на балкон в новом спортивном костюме «Пума» и с подзорной трубой на треноге. Шикарный дедок! Интересно, зачем ему труба? Может, он вуайерист? Отвали-ка, Танюха, от окошка, вот я сейчас тут выгодную позу приму!
Она невежливо смахнула меня с сиденья, боком отпихнула в сторону табурет и улеглась на подоконник, выкатив груди до самых петуний.
– Пожалела бы ты дедушку, Соня! – фыркнула я.
– Я его пожалею. Потом! Если захочет! – отговорилась она и, не оглядываясь, вслепую лягнула меня ногой. – Отойди подальше, не путай картину, сейчас он повернет трубу и посмотрит прямо на меня… Ага!
– Смотрит? – с интересом спросила я из дальнего угла, куда послушно отпрыгнула, чтобы не мешать демонстрации Сонькиных весомых достоинств.
– Уже не смотрит, трубу уронил! – придушенно захихикала соседка. – Ой, Танька, кино! Дед оптику свою вниз упустил, через балконные перила перегнулся, а распрямиться не может! Стоит, за спину держится, чуть не плачет, бедолага!
– И что тут смешного? – укоризненно спросила я. – У тебя разве нет стареньких родственников с радикулитом? Вот у моего дедушки радикулит, и мне его всегда так жалко. – Черт!
– Полегче, ты спятила?! – охнула Софи, которую я с разбегу оттолкнула в сторону, чтобы самой высунуться в окно.
– Наоборот! – с мрачным удовлетворением ответила я, своими глазами увидев скрюченного старца на балкончике. – Кажется, я перестала пятиться и плутать и вышла на финишную прямую.
Я шумно выдохнула, одернула на себе майку и чеканным шагом кремлевского гвардейца пошла к выходу, командным голосом Тяпы бросив через плечо озадаченной Софи:
– Запахнись и отойди от окошка! В морально-нравственном плане этот любопытный старец устойчив, как трехногий табурет!
– Откуда ты знаешь? – не без ревности спросила она мне вслед. – Вы разве знакомы?
– Да уж двадцать пять лет! – ответила я, оглянувшись на пороге. – Ты не поверишь, но это мой собственный родной дедушка!
Пробегая через двор, я выдернула из барбарисового куста застрявшую в нем подзорную трубу, нашла взглядом маленькую серебряную табличку с гравировкой: «Милому дедушке от внучки Танечки», кивнула и понеслась дальше, размахивая трубой, как деревенская девочка, разгоняющая гусей.