– Крутые, – протянул Волощук озадаченно. – В самом деле крутые… Сколько, говоришь, вам на лапу кидают?
– Шестьсот долларов, – повторил я с удовольствием. – А когда начнем последнюю треть игры делать, то по восемьсот.
Он переспросил:
– Сикоко-сикоко?.. По шестьсот уже сейчас? В месяц?.. Слушай, а это совсем неплохо. Я в своей шарашкиной конторе едва под четыре сотни вытягиваю. Но это с подработками!
Мне не нравилось, что он свою фирму называет шарашкиной конторой. Она создалась на основе оборонного предприятия, и в ней работают прежние хорошие специалисты, да и вообще мне не нравится, когда люди за спиной плохо отзываются о своей фирме: не нравится – уйди, но я смолчал, только пожал плечами. Не поймет. У нас это принято: поливать дерьмом то место, на котором проводишь треть суток.
– Я бы мог бросить свою, – сказал он, – и перейти к вам. Конечно, нужны какие-то гарантии, что у вашего мецената не пройдет дурь и он не потратит очередной лимон на рытье туннеля из Лондона до Бомбея…
– Никаких гарантий, – ответил я поспешно. – Сам понимаешь, какие в наше время могут быть гарантии?
– Верно, – признал он. – Вообще-то, фирма – это фирма!.. Правда, и фирмы разваливаются, как песочные домики под первым же дождем. Или от первого прихода налоговой инспекции. Так что все же посмотри, ты же знаешь мой уровень!
– Да знаю, – ответил я тоскливо. – Ты, Волощук, ас. Нам с тобой не равняться. Но, знаешь ли, у нас собрались такие же придурки, как и я. Ну, нравится нам то дело, за которое взялись! Нравится. И будем вкалывать… А ты и у нас будешь халтурку со стороны брать. Для дома, для семьи, для левого заказчика. Глядя на тебя, и другие заколеблются.
Он засмеялся:
– Другим нельзя! Я все равно сделаю работы больше, чем они.
– Знаю. Но каково будет другим? Нет, Волощук, извини, но чокнутую работу пусть делают чокнутые. По заказу чокнутого человека, для чокнутого дела.
Он расхохотался, довольный, но все же в глубине орлиных глаз промелькнуло некоторое сомнение. Не слишком ли легко я сдался? Чокнутые, как и психбольные, всегда утверждают, что они самые нормальные люди.
– Ты это зря, – сказал он покровительственно. – Сто зайцев не заменят одного льва.
– Нам не звезды нужны, – ответил я, уже начиная сердиться. – Нам байма нужна! Байма, а не два-три года отсидки на приличном жалованье. Мы к этому относимся серьезно, понимаешь?
– Не понимаю, – ответил он честно. – Но профессионалу не обязательно понимать мотивы. Когда киллера нанимают выполнить работу, он не вдается в тонкости взаимоотношений заказчика с жертвой. Его не интересуют даже мотивы. Он просто берет деньги и добросовестно выполняет свою работу!
Его лицо сияло гордостью и уверенностью в собственной правоте. Я умолк, сравнение с киллером убило и расплющило катком. Есть недоразвитые, что даже фильмы создают про благородных киллеров и добропорядочных проституток. Еще более недоразвитые смотрят, после чего утверждаются в мысли, что в занятиях убийц и проституток есть нечто романтичное и благородное. В самом деле, не инженериком же на производство!
Спорить с такими людьми бесполезно, смотрят как на труса, на улитку. То, что кому-то, в самом деле, может, больше нравится работать, чем воровать, даже не приходит в голову. А скажешь – не верят.
Вероника неторопливо перепечатывала со смятой квитанции. Я как можно тише прикрыл дверь, пока печатает, не замечает, я полюбуюсь ею украдкой, полностью спрайтовой от макушки до ногтей. В то время как на Конона пошло не больше десятка полигонов, она здесь как чудо на заранее отрендеренном бэкграунде…
…но Вероника подняла голову, по розовым стеклам очков пробежали искорки. Увы, это солнце из окна, а ее глаза по-прежнему холодновато-вежливые, а лицо профессионально приветливое.
– Андрий, – сказала она первой, пока я искал слова, забыл даже про «здравствуйте», – Илья Юрьевич сейчас освободится. Я ему скажу о вас.
Чистая моя, строгая, произнесло в моей душе отчетливо, как же мне с тобой рядом быть? Дрогнула струнка, я ощутил, что когда-то слышал эти слова, где-то в давно и несправедливо забытой песне, тогда у меня слезы навертывались на глаза, но все забылось, ушло, а сейчас как будто лопнула толстая скорлупа души, а там… нет, вовсе не ангелочек с розовыми крылышками, там моя мохнатая душа, шерсть как у зверя, ведь я человек, а это куда больше, чем зверь, но все-таки высунулась из обломков скорлупы и с недоумением смотрит по сторонам…
– Да вы присядьте, – сказала она с профессиональным участием. – Что-то вы бледный такой…
Я с трудом раздвинул губы, выдавил улыбку:
– Нет, я не хакер, просто ночь не спал. Да-да, я подожду.
Двигаться к ней по лэвелам тяжело, все не те пойнты попадаются. Коды бы к ней, но только к простеньким штучкам коды всегда в широком ассортименте: дискотека, вино, безопасный секс…
Я вздохнул, почему-то мысль о кодах показалась неприятной. И даже облегчение ощутил, сообразив, что такие коды к ней не подойдут. Для такой нужен код особый, простеньким гекс-эдитором не обойдешься, нужно или баймить честно, или же суметь стать суперменом, властелином мира, изобретателем лекарства от рака, спасителем человечества от столкновения с кометой… Да и то может не сработать. Как пишется в руководствах: публикуемый код может сработать, а может и крэкнуть, что значит – твою же крышу и сдвинет, так что подумайте хорошо, а если рискнете использовать, то это на ваш страх и риск…
Она не замечала мой по-собачьи преданный взгляд: пальчики в том же ритме постукивают по клавишам, иногда головка чуть приподнималась, я видел, как она бросает взгляд на экран. Холодный свет от экрана не делал ее лицо холоднее, как солнечный свет из окна не делает теплее. Это на нас, простых людей, действует все, а она – сама целая вселенная со своим светом, своей гравитацией, своими законами мироздания и миропонимания.
Я вздрогнул от ее участливого голоса:
– Что-то случилось?
– Да вроде нет, – пробормотал я. – А что?
– Вы так тяжело вздохнули, – объяснила она. – У вас сердце?
– Да вроде есть, – ответил я жалко. Был момент сказать, что да, сердце у меня действительно ноет, однако боль другого порядка, но язык не повернулся брякать банальности, – вот тут слева…
Она чуть раздвинула губы в сдержанной усмешке.
– Много пьете кофе? Говорят, хакеры без него жить не могут. Хоть с наркотиками поосторожнее.
– Кофе пью, – согласился я поспешно. – Но не так чтоб уж чересчур…
Она улыбалась самую малость, глаза ее за розовыми стеклами тоже щурятся чуть-чуть. Это Нюрка всегда хохочет так, что через ее раскрытый рот видно трусы, а Вероника никогда не повышает голоса, не ускоряет движений, я никогда не видел, чтобы она двигалась слишком быстро или слишком медленно. И голос ее звучит всегда ровно, приветливо, словно разговаривает с официантом…