Впереди показалась черная точка. Она росла и росла, пульсируя и вздрагивая. И скоро это было уже большое, растущее пятно черноты – не той черноты, в которой свет просто отсутствует, но такой живой и трепетной, какой не видел еще никто из живых.
На экране радара половина приближающегося флота Облака была поглощена чернотой! Ибо на экране тоже было черное пятно, от которого лучи радара отражались.
– Боже небесный! – вскричал Валь Марланн, весь дрожа. – Разрушитель разрушает самое пространство!
Ужасный, невероятный ответ на загадку Разрушителя сверкнул наконец в мутящемся разуме Гордона! Он еще не понимал, никогда не поймет причин этого, но результат был налицо. Разрушитель был силой, которая уничтожала не материю, но пространство!
Временно-пространственный континуум нашего Космоса был четырехмерным – четырехмерный шар, плавающий во внеразмерной бесконечности. Энергия ужасных лучей Разрушителя разрушала все больший участок этого шара, выдавливая его прочь из Космоса.
Все это промелькнуло в потрясенном мозгу Гордона за долю секунды. Он вдруг испугался. Он судорожно вырвал рубильник аппарата. Потом, со следующей же секундой. Вселенная словно обезумела.
Титанические руки швыряли «Этне» в пространстве с чудовищной силой. Звезды и пространство сошли с ума, огромная, пылающая белая масса Денеба бешено прыгала в пустоте, кометы, темные звезды, метеориты безумно носились в небесах.
Гордон, отброшенный к стене, трепетал душой и телом, пока вся Вселенная, казалось, поднималась, чтобы отомстить крохотным людишкам, осмелившимся поднять святотатственные руки на основы вечного Космоса.
Много минут спустя он тупо очнулся. «Этне» еще качалась и ныряла в яростных вихрях эфира, но звездный небосвод успокоился после своей безумной судороги.
Валь Марланн, обливаясь кровью из большой ссадины на виске, держался за переборку и выкрикивал приказания в громкоговоритель. Он повернул к Гордону мертвенное лицо.
– Турбины выдержали, и все успокаивается. Эта конвульсия чуть не бросила нас на Денеб и потрясла звезды во всей этой части Галактики.
– Отдача, – задыхаясь, сказал Гордон. – Вот что это было.
Окружающее пространство «схлопывалось» вокруг дыры, сделанной Разрушителем. Хелл Беррел склонился над экраном радара.
– А разрушена только половина судов Облака! Гордон вздрогнул.
– Я не могу больше применить Разрушитель! Не смею!
– И не нужно, – ответил Хелл Беррел. – Остатки их флота убегают в панике к Облаку!
«В этом нет греха, – подумал Гордон. – Видеть, как все небо взбесилось и обрушивается на тебя, – это слишком много для человека».
– Я знаю теперь, почему Брони Бир предостерегал против легкомысленного применения Разрушителя, – хрипло сказал он. – Дай бог, чтобы этого никогда больше не пришлось делать!
Со стерео посыпались частые вызовы, вопросы с кораблей Империи.
– Что случилось? – повторял Гирон снова и снова.
Хелл Беррел не потерял из виду их цели, того, что они должны были делать.
– Флот Лиги в панике убегает к Облаку, по крайней мере остатки его, – сообщил он адмиралу. – Если мы последуем за ними, то сможем разбить их раз и навсегда. Гирон поддержал эту мысль:
– Я сейчас же прикажу преследовать их!
Через просторы Галактики к спасительной защите Облака неслись остатки флота Лиги. Их преследовали «Этне» и потрепанный флот Империи.
– Если истребим остатки их флота, то свергнем Шорр Кана! – ликовал Хелл Беррел.
– Вы не думаете, что Шорр Кан был с флотом? – спросил Гордон.
– Он слишком хитер для этого – он управлял всем из Талларны, – заявил Валь Марланн.
Подумав, Гордон согласился. Он знал, что Шорр Кан не трус, но направлял свою грандиозную атаку, конечно же, из своего главного штаба.
Корабли Лиги Темных Миров исчезли за завесой Облака несколько часов спустя. А сейчас же после этого имперский флот собрался как раз у границ этого обширного тумана.
– Если мы погонимся, то можем наткнуться на засады, – заявил Гирон. – Это место кишит опасностями, о которых мы ничего не знаем. Гордон предложил:
– Мы потребуем от них сдачи, предъявим им ультиматум.
– Шорр Кан не сдастся, – предостерег Хелл Беррел.
Но Гордон заставил направить луч телестерео на Талларну и заговорил по нему:
– Правительству Лиги Темных Миров! Мы предлагаем вам возможность сдаться. Сдавайтесь и разоружитесь под нашим наблюдением, и мы обещаем, что не пострадает никто, кроме преступников, вовлекших вас в это нападение. Но если вы откажетесь, мы направим Разрушитель на все Облако! Мы навсегда сотрем этот район! Валь Марланн пораженно взглянул на него:
– Вы сделаете это? Но, боже мой…
– Я не посмею сделать это, – ответил Гордон. – Я никогда больше не возьмусь за Разрушитель. Но они ощутили его силу и могут испугаться.
Ответа на их стереопередачу не было. Через час они повторили ее. Ответа опять не было. Потом, после нового ожидания, раздался суровый голос Гирона:
– Кажется, нам нужно пройти через это, принц Зарт!
– Нет, погодите! – крикнул Хелл Беррел. – Ответ из Талларны!
В стерео появилось несколько испуганных облачников в комнате дворца Шорр Кона, некоторые были ранены.
– Мы согласны на ваши условия, принц Зарт! – заговорил хрипло один из них. – Наши корабли сейчас же соберутся и будут разоружены. Вы сможете войти сюда через несколько часов.
– Это может быть обманом! – отрезал Валь Марланн. – Он даст Шорр Кану время поставить нам ловушки!
Облачник в стерео покачал головой: – Тирания Шорр Кона свергнута. Когда он отказался сдаваться, мы поднялись против него. Я докажу это, показав вам его. Он умирает.
Телестерео переключилось на другую сцену. Теперь это была комната, где был Шорр Кан. Он сидел в кресле в той мрачной комнате, откуда управлял мощной попыткой завоевать Галактику. Вокруг стояли вооруженные облачники. Лицо у него было мраморно-белым, а в боку зияла широкая, обожженная рана.
Его тусклые глаза взглянули на них со стерео, потом прояснились на миг, упав на Гордона. Тогда Шорр Кан слабо улыбнулся.
– Вы выиграли, – сказал он Гордону. – Я бы никогда не подумал, что вы посмеете взяться за Разрушитель. Дуракам счастье, а то бы вы сами погибли на этом… – Он задохнулся, потом снова заговорил: – Дурацкий конец для меня, не правда ли? Но я не жалуюсь. У меня была одна жизнь, и я использовал ее до конца. Вы в глубине такой же, за это я и любил вас.