Ад | Страница: 74

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Да ладно, – Люба махнула рукой, – я обойдусь, я и в конторе поработаю.

– Ничего не обойдешься! Мы же мечтаем, дай своей фантазии свободу. Теперь насчет санузлов.

– А что не так?

– А то, что тебе тоже отдельный санузел не помешает. Зачем вам с Родиком друг друга стеснять, тем более вы уходите на работу одновременно, то есть режим у вас примерно одинаковый. И вообще, женщина в твоем возрасте должна хотеть иметь свой отдельный санузел.

– Разве? – удивилась Люба. – Почему?

– А вот когда он у тебя появится – поймешь, – пообещала Тамара. – Теперь переходим к папе и ко мне. Представь себе, что я привезла папу к вам в гости, а ему нездоровится, у него поднялось давление и ты боишься отпускать его.

– Значит, нужна комната для папы, – решила Люба. – И для тебя. Не выгоню же я тебя домой, если папа останется.

– Ну, спасибо, сестра, за твою доброту, – Тамара снова рассмеялась. – Век не забуду. Ну что, отвлекло хоть немножко?

– Да, – призналась Люба. – Спасибо тебе, Тома.

И она снова заплакала. Зачем ей новая квартира, если в ней уже никогда не будет Коли? В ней не будет Колиных вещей, в ней не останется ни одного предмета, к которому он прикасался и который, может быть, хранил бы его тепло. В этой новой квартире не будет даже памяти о сыне. Словно его вообще никогда не было.

* * *

Родислав тяжело переживал смерть Николая, и Любе было его очень жалко. Сама она продолжала ходить на работу, а вот Родислав воспользовался предложением Бегорского и несколько дней пролежал дома, пережидая приступы тошноты и головокружения, которых давно уже не было. Они с Лелей бродили по квартире, как бесплотные тени, молча пили чай, молча разогревали еду, молча сидели перед полными тарелками и так же молча отставляли в сторону блюда нетронутыми и расходились по комнатам. Любе хотелось быть рядом со своими любимыми и близкими, она уходила на работу с тяжелым сердцем, отлично понимая, что нельзя потакать такому углублению в горе. Если еще и она к ним присоединится, то им всем уже будет не выбраться из пучины скорби и отчаяния. «Кто-то же должен продолжать жить, чтобы показывать пример, – твердила она себе, борясь с соблазном лечь на диван, отвернуться к стене и заплакать. – Кто-то же должен. Они сами не могут, ни Лелька, ни Родик, они слишком слабенькие для этого. Я должна их вытащить. А меня вытаскивать некому, кроме Тамары, но на ней папа, ей и этого хватает. Значит, придется мне самой справляться и с собой, и с мужем, и с дочерью».

После встречи с Тамарой Люба выждала еще несколько дней и осторожно заговорила с Родиславом о новой квартире. Вернее, заговорила-то она сначала только о ремонте и покупке новой мебели, а уж до идеи новой квартиры Родислав додумался сам, правда, под чутким руководством жены. Идея его вдохновила, и он с готовностью принялся обсуждать планы.

– Ты хочешь эту квартиру оставить Леле? – спросил он. – Она уже совсем взрослая, ей нужно свое жилье.

Эта мысль, раньше не приходившая ей в голову, испугала Любу. Как это – оставить квартиру Леле и переезжать без нее? Как это – остаться с Родиславом вдвоем? Она только что потеряла одного ребенка и совершенно не была готова расставаться со вторым. Без Лели ее жизнь станет совсем пустой.

– Нет-нет, что ты, – торопливо заговорила она, – Леля останется с нами. Эту квартиру мы продадим, добавим, сколько сможем, и купим новую, побольше и поудобнее. У тебя будет свой кабинет, ты сможешь работать с документами и с Интернетом дома.

– Может быть, купить Лельке «однушку»? – предложил он.

– Нет. Она останется с нами. Ну как она будет жить одна? Она же совершенно неприспособленная, ни приготовить себе не может, ни постирать. Она даже, по-моему, не знает, как пылесосом пользоваться, а если гладить возьмется, то непременно что-нибудь сожжет. Пусть живет с нами, пока сама не захочет уйти и жить отдельно.

Люба и Родислав нашли риелтора и вплотную занялись квартирным вопросом. На самом деле занималась им одна Люба, потому что у Родислава не было ни времени, ни желания ездить смотреть квартиры и вникать в вопросы проводки, труб, стеклопакетов, перепланировки, а также выяснять все, что касается бывших собственников и документов. Люба всем этим занималась сама, по вечерам докладывая мужу результаты и спрашивая его совета, а Родислав слушал ее с утомленным видом и кивал. Новую квартиру ему хотелось, но тратить на нее силы не хотелось совсем.

Спустя несколько месяцев они нашли то, что хотели, и именно в том районе, который их устраивал. Началась эпопея с ремонтом и одновременно с покупкой всего необходимого для нового жилья. К этому этапу Родислав подключился с удовольствием, ходить по магазинам и делать покупки он любил. Люба попыталась и Лелю заинтересовать обустройством нового жилья, но девушка наотрез отказалась участвовать в семейных хлопотах, сказав, что потребности у нее невысокие и она будет довольна всем тем, что выберут для нее родители, а самой ей совершенно все равно, какая у нее будет мебель, какого цвета обои и какие занавески, потому что главное в ее жизни – это поэзия, а не быт.

Романовы ездили по мебельным салонам и восхищались красотой и разнообразием гарнитуров и отдельных предметов мебели, которые можно было приобрести, вот просто прийти, заплатить деньги и купить, а не стоять в очередях, не записываться в профкоме и не отмечаться по ночам, как раньше. Боже мой, какой ценностью когда-то, много лет назад, а на самом деле не так уж и много, всего пятнадцать, казалась возможность купить красивый импортный кухонный гарнитур с диванчиком-«уголком» или хорошую мебельную стенку, румынскую, немецкую или югославскую! На какие жертвы и унижения приходилось идти, чтобы более или менее сносно обставить квартиру! А об английской и итальянской сантехнике или о плитке «Версаче» тогда даже и не помышляли, радовались тому, что удавалось заполучить обыкновенный белый, но хотя бы новый унитаз и простую белую плитку без сколов, которую потом украшали немецкими переводными картинками. Люба вспомнила, как они стояли в очереди на кухонную мебель и на стенку и как радовались продвижению этой очереди хотя бы на несколько номеров, и ей стало грустно. Сейчас всю эту мебель придется выбрасывать на помойку, она уже совсем старая, даже на дачу ее не отвезешь – развалится по дороге. Выбросить на помойку месяцы ожидания, надежд, радости… Тогда все это выглядело таким важным, таким значимым, а теперь не имеет никакого значения. И с автомобилями та же история: автосалоны битком забиты красивыми сверкающими иномарками, приходи и выбирай, а ведь когда-то, двадцать три года назад, очередь на «Жигули» была одним из аргументов, удержавших семью Романовых от развода. Потеря возможности купить машину казалась настоящей трагедией…

Миновала зима, весна, уже заканчивалось лето, и наконец был назначен день переезда. Люба, без малого сорок лет прожившая в одной и той же квартире, даже не подозревала, какие испытания ее ждут. После смерти Коли она не входила в его комнату и ничего там не трогала, теперь же пришлось волей-неволей разбирать его вещи и решать, что с ними делать. Ей казалось, что сердце не выдержит. Она брала в руки его джинсы, понимала, что их надо выбросить, и у нее темнело в глазах. Его книги, его диски, кассеты, свитера, майки – все это нужно было куда-то девать. Промучившись несколько дней, она позвонила Ларисе и попросила помочь.