Париконосец взвизгнул совсем по-бабьи и натянул на себя почти всю простыню, оставив Михаэля выкручиваться как умеет. Если Анна была удивлена увиденным, то у Михаэля глаза и вовсе полезли из орбит. Если он и ожидал увидеть в ногах своей кровати какое-то живое существо, то явно не свою бывшую невесту, оставшуюся в далекой холодной России. Убедившись, что она не мираж, не плод наркотического бреда и не голографическое изображение, он тяжело вздохнул и вылез из кровати. Одеться он при этом не потрудился.
– А что ты ожидала? – спросил он у оторопевшей Анны. – Что я буду ждать тебя всю жизнь? Знаю я вас, вы же заполонили собой всю Европу. От вас уже продыха нет. И ты хотела, чтобы я привел в свой дом русскую? Хватит с меня одной полинезийки. До сих пор алименты плачу.
– При чем тут алименты? – расстроилась Анна. – Что ты делал в кровати с этим… этим господином?
– Я женился! – гордо ответил ей Михаэль, кивая в сторону кровати, где под простынями укрылось существо, судя по телодвижениям, примерявшее там очередной парик.
– Так у вас медовый месяц! – догадалась Мариша. – Позвольте вам принести свои поздравления.
Михаэль согласно кивнул в ответ.
– Мы женаты уже почти два месяца, – сказал он Ане. – Я не хотел тебе говорить, потому что ты чувствовала бы себя покинутой и еще не дай бог стала бы мне мстить. Вы, женщины, на все способны. Конечно, я полагал, что из-за меня ты не попрешься в Париж, но, видимо, ошибся. Откуда ты узнала, где мы остановились?
– Курт сказал, – машинально ответила Аня. – Он узнал на почте.
– Вот мерзавец! – восхитился Михаэль. – Курт тоже был в меня влюблен, как и Аня, – пояснил выглянувшему из-под простыни господину, который и в самом деле уже успел прихорошиться, для чего переоделся в рыжий парик.
– Я в жизни в тебя влюблена не была! – задохнулась от возмущения Анна.
– Это уже неактуально, – перебила ее Мариша и продолжила, обращаясь к Михаэлю: – Что скажешь насчет маленькой чашечки кофе? Все-таки мы с подругой проделали неблизкий путь сначала из России в Германию, а потом из Германии во Францию. Чем занимается твой… друг?
– Он знаменитый художник-импрессионист, – гордо натягивая на себя трусы, ответил Михаэль. – За его портретами люди выстраиваются в очередь. Он известен на весь Париж.
– Наверняка только здесь он и известен, – зло буркнула Аня. – Он так под простыней и пойдет?
Через час девушки сидели в ресторане на первом этаже отеля. Анна мрачно смотрела на фонарный столб, который был виден ей из окна, опустошала один бокал вина за другим, видимо, твердо решив таким образом разорить господина в рыжем парике, и для приятной беседы не годилась. Марише пришлось одной разговаривать с двумя влюбленными голубками. За горячим они надумали целоваться, и Мариша почувствовала, как проглоченное ею жаркое стремительно просится обратно на тарелку.
– И давно вы знакомы? – поинтересовалась она, чтобы отвлечь голубков друг от друга.
– Почти столько же, сколько женаты, – ответил ей художник, которого звали Жан и который был при ближайшем рассмотрении еще хуже, чем издали. – Я приехал в Германию рисовать свои замечательные картины, но не нарисовал ни одной и уехал с сердцем, уязвленным любовью.
– О господи, – тихо простонала Аня.
– Я смог прожить без Михаэля всего пять дней, потом я примчался к нему и упросил его ехать со мной. И с тех пор мы счастливы и путешествуем по всей Европе, оставляя за собой лучший номер в этом отеле. Это наше брачное гнездышко. Только здесь я по-настоящему чувствую себя дома.
– А в Мюнхен вы не заезжали во время ваших странствий? – спросила Мариша.
– Что нам там делать? – с брезгливой миной ответил Михаэль. – Я там бывал несколько раз и видел все, что может предложить этот город. К тому же там живет моя родня, которую я ненавижу всем сердцем, и даже одна мысль о случайном столкновении с ними приводит меня в дрожь. Зачем портить себе настроение именно сейчас, когда я так счастлив?
– Они тебя обидели чем-то? – участливо спросила Мариша.
– Просто они не умеют жить, – покачал головой Михаэль. – Все время думают о деньгах, опасаясь потратить лишнюю марку, чтобы не пойти по миру. С ними ужасно скучно.
– Не сказала бы, – пробормотала Аня, уткнувшись в очередной бокал красного «Ротшильда».
– Мы путешествовали под солнцем Испании и Италии, – заговорил Жан. – Я написал там две замечательные картины и портрет Михаэля, который поистине станет всемирно известным шедевром.
– Так ты не слышал, что Моника умерла? – оторвалась от своего бокала Аня.
– Тетя Моника? – удивился Михаэль. – Я не видел ее лет десять. Но она всегда казалась мне на редкость крепкой. А откуда вы про нее знаете?
– Курт сказал, – соврала Мариша.
– Жаль старушку, но на похороны все равно не поеду, – равнодушно сказал Михаэль. – На редкость неприятные люди. Подобные им жили в прошлые века. Сейчас так жить нельзя.
– Все ясно, – сказала Мариша Ане после окончания ужина, когда девушки покинули счастливых супругов и отправились побродить по ночному Парижу. – Михаэль никого не убивал.
– Почему? – рассеянно спросила Анна, наконец-то захваченная красотой ночных улиц центра Парижа.
– Ради тебя он стараться не стал бы, ведь он теперь так счастлив в новом браке да еще к тому же поменял ориентацию, – пояснила ей Мариша. – Выходит, что у тебя есть еще один доброжелатель. Думай, кто это может быть!
– Почему еще один? – все так же рассеянно спросила Анна, думая о том, как чудно было бы продать дом в скучном Хайденгейме и переселиться в Париж, желательно в исторический центр, чтобы ходить по той же мостовой, что и Бонапарт, Людовик-Солнце и все остальные пронумерованные Людовики, а также Карлы и Филиппы. И как жаль, что они с Вернером посетили Париж всего раз и пробыли в нем так недолго. Впрочем, Канны тоже были неплохи.
– Ты о чем размечталась? – разозлилась Мариша. – Ты соображаешь, что денег у нас хватит только на обратный билет до Мюнхена! Мы же не можем остаться тут навсегда.
– Почему? – неожиданно оживилась Анна. – Мы можем работать переводчицами или… подрабатывать натурщицами у художников. Знаешь, сколько в Париже художников? Больше, чем во всем остальном мире.
– И ты готова оставить все наследство Вернера этой змее – его старшей дочери? – поразилась Мариша. – Надо немедленно ехать обратно в рассудительную Германию. Пусть тамошний воздух отрезвит тебя. Хочешь выколачивать тут из французов их поганые франки, когда в Германии тебя ждет целая куча марок? В таком случае предупреждаю: французы еще большие скупердяи, чем финны. Тебе это о чем-нибудь говорит?
Ане это говорило о многом. Ее университетская подруга сваляла дурака и вышла замуж за финна, который горячо ее любил, но тем не менее летом подруге приходилось подрабатывать на уборке гороха. Представив себе все последствия брака по-французски, Анна немедленно выразила желание вернуться в Германию и требовать причитающееся ей по праву наследство.