– А кто еще может желать, чтобы ты получила наследство Вернера? – строго спросила подругу Мариша.
– Мама, – немедленно отозвалась Аня.
Представив, как хотя еще и энергичная, но уже убеленная сединами Анина мама прокрадывается за дочерью в Германию и последовательно приканчивает нескольких человек, Мариша немедленно отвергла эту версию.
– Я тоже думаю, что мама тут ни при чем, – согласилась с ней Аня. – К тому же мы с ней разговариваем по телефону почти каждый день. Не может же она так часто летать туда-сюда.
Чувствовалось, что именно этот довод сильнее всего убедил дочь в непричастности мамы к убийствам ее соперниц.
– Тогда остается папа, – тяжело вздохнув, сказала Анна.
– Он же умер десять лет назад! – поразилась Мариша. – Может быть, есть еще какой-нибудь немецкий парень, который по сию пору считает себя твоим женихом?
– Маркус? – нерешительно предположила Аня. – Но у него ничего бы не вышло. Он даже картошку не может поджарить без того, чтобы чего-нибудь не спалить. А уж когда он принимается за более серьезные домашние дела, то все просто разбегаются от него в разные стороны. В итоге он один оказывается в больнице с множественными ожогами и переломами. Нечего и думать, что он мог убить трех человек и ни разу не попасться. Да он бы влип в тот же миг, когда решил купить «вальтер», из которого застрелили Кати.
– Тогда следует всерьез подумать о Еве, – сказала Мариша.
– Чтобы дочь убила мать, а потом и сестру? – ужаснулась Аня. – И все это из-за денег? Не верю!
– Мне тоже показалось, что она души не чаяла в матери и любила сестру, несмотря на сварливый характер Кати, – нехотя согласилась Мариша. – Может быть, мы не в том направлении думаем? И причина не в деньгах, а в мести или ревности. Тогда на свет снова появляются двенадцать испарившихся невест Вернера. Если они не уехали обратно в Россию, то болтаются где-то в Германии. Ты же сама говорила, что девки просто телефон оборвали, а уж их письма ты из почтового ящика просто кучами выгребала. Да я и сама застала еще это зрелище.
– Одна истеричка даже угрожала разлучить меня с Вернером, – добавила Аня. – Такая наглая тварь.
– А я что говорю?! – обрадовалась Мариша. – Одна угрожала, а другая привела угрозу в исполнение. Да что там, вполне возможно, что их было несколько. Например, одна прикончила Монику, которую ненавидела сильнее всего и винила в своем разрыве с Вернером. А потом приехала вторая девушка и прикончила уже Кати, потому что ту ненавидела больше, а может, просто потому, что опоздала и Монику уже хлопнули до нее. Но не напрасно же она тащилась в этот Хайденгейм, вот и прикончила Кати, чтобы недаром ездить. Выгоды, конечно, им с этого никакой, зато как приятно!
– Значит, придется искать этих девиц? – упавшим голосом спросила Аня. – Честно говоря, у меня сердце к этому не лежит. Вряд ли они будут рады поговорить со мной. Знаешь, какие люди завистливые.
– Не обязательно им сразу же представляться, – рассудительно заметила Мариша. – Зачем говорить, так, мол, и так, позвольте представиться – ваша удачливая соперница. Вернер оставил мне все свои деньги, а кто-то заботливо убирает с моей дороги остальных претенденток. Не вы случайно?..
– А что говорить?
– Скажем, что приехали в гости к Вернеру в тот день, как его убили. Теперь нас не выпускают из страны, думают, что это мы сделали. А все деньги достались какой-то девке, которая прикончила уже трех человек, и все равно деньги достанутся ей, так как немецкая полиция работает еще хуже, чем наши менты. Или скажем, что приехали к… ну, например, к Густаву.
– Что, обе разом? – съехидничала Аня.
– К Вернеру можно, а к Густаву что, нельзя? Он, мол, взял пример со своего друга, но когда того убили, то испугался и отказался нас принимать. Теперь вот возвращаемся домой, несолоно хлебавши и мечтая хоть как-нибудь отомстить этому трусливому типу, – продолжила Мариша.
– Кстати, а ведь Густав единственный, кто может рассказать что-то полезное про невест Вернера. Он единственный остался в живых из тех людей, кто тесно с ними общался. Во всяком случае, единственный, до кого мы можем легко добраться. Давай прикинем: Моника и Кати мертвы, Ева была в Канаде и невест не видела. Ганс бывал в доме Вернера, но от него толку мало, он ведь с ними не разговаривал, не смел, Моника бы его за это со света сжила.
– Не густо, – заключила Мариша. – Один старый маразматик. Но делать нечего, придется работать с ним.
К схожему выводу пришла и полиция. Франц вернулся из Бремена мрачнее тучи. Ему не удалось побеседовать с Куртом, поэтому о том, что Михаэль отправился жить именно в Париж, ему было неизвестно. А раз так, то полиция продолжала подозревать Михаэля в убийстве Моники и Кати. Том, Ганс и прочие родственники отпадали, так как имели алиби на оба убийства. Даже Ева, поняв, что дело для нее может скверно обернуться, призналась, что в момент убийства Кати она была у юриста. А пыталась она это скрыть по той причине, что боялась, как бы юрист не проболтался в полиции, какого рода требовалась консультация его клиентке.
Дело, с которым пришла Ева к юристу, было весьма щекотливым. Ева желала немного подправить закон и получить долю сестры. А для этого надлежало каким-то образом дискредитировать новоиспеченного вдовца – Санджая. Ева полагала, что двоеженство вполне основательный для этого повод. Конечно, юрист растолковал женщине, что иметь любовницу или даже трех – это вовсе не значит быть двоеженцем, и свою долю наследства Санджай, скорее всего, получит, несмотря на то, что пробыл мужем всего неполный день. Но это было так, для затравки. На самом деле Ева желала узнать, не может ли она каким-либо образом избавиться от Тома, чтобы единолично распоряжаться деньгами, доставшимися ей от матери, и деньгами, которые она сама зарабатывает. А также всеми теми деньгами, которые она, вероятно, получит от своих тетушек, так как дамы уже находятся в том возрасте, когда пора готовиться к большим переменам в жизни.
Разумеется, Ева не хотела, чтобы об этих переговорах стало известно Тому. Но в конце концов Ева рассудила так: пусть лучше Том узнает про ее поездку и о том, что она думает про его способности финансиста, чем провести ночь, а может быть, и несколько за решеткой. Таким образом, на подозрении у полиции оставались неуловимый Михаэль и пропавшие невесты Вернера. Поскольку девушек было целых двенадцать и все они – русские, а комиссар с той ночи, когда он увидел Аню, сидящую на трубе дома Вернера, стал испытывать стойкое предубеждение ко всем славянским народам, Михаэль же был только один и являлся немцем, комиссар разрешил начать поиск невест.
К тому же ему надоело вздрагивать из-за каждого телефонного звонка, так как с некоторых пор его стал постоянно беспокоить представитель русского консульства, желавший знать, куда могли подеваться двенадцать русских девушек, которые в течение двух лет ездили в гости к убитому ныне господину Вернеру.
– Спохватились, – злорадно прокомментировал комиссар звонок, когда он раздался в первый раз.