Голос Клер заставил его вздрогнуть. На цыпочках, осторожно, выбрался он из кабинета. Мать звала его из гостиной.
— Скорее сюда! Ты только посмотри, что Пьер обнаружил в подвале!
Жюльен спустился, уже зная, о чем она говорит. Этансон просто-напросто нашел дверь в склеп и запасы Адмирала.
— Я и не знала, что там все это хранилось! — Клер размахивала бутылками с шампанским, покрытыми седоватым налетом. — Пьер, вы просто великолепны!
На столе высилась горка консервов и уже хорошо знакомый мальчику окорок.
— Потрясающе! — повторяла Клер, хлопая в ладоши. — Я думала, что твой дед извел все свои запасы, но такое впечатление, что он их даже не касался. Пьер, вы возвращаете нас к жизни! Сначала подарили нам дом, потом пещеру Али-Бабы!
Этансон скромно стоял в дверях, руки у него были покрыты пылью, на лице застенчивая улыбка.
— Устроим-ка мы пир! Но сначала я приведу в порядок посуду. Отпразднуем новоселье как положено. Жюльен, сходи в огород за овощами, а я займусь тарелками, а то ты их перебьешь.
После обеда капрал только раз соизволил вылезти из кресла, чтобы смазать замки и дверные петли. Он работал с беззаботной небрежностью, напевая веселый мотивчик.
«Я знаю, что ты негодяй, — думал Жюльен, уставясь ему в затылок, — и для тебя не секрет, что я это знаю. Одним словом, приятель, поладить нам не удастся».
Больше всего на свете он хотел угадать, где спрятал капрал коричневую папку, но это было трудно. У Этансона была возможность за час, проведенный в доме без свидетелей, подыскать надежный тайник.
Отправившись в огород, Жюльен увидел, как через отдушину подвала из дома удирали зверьки — лисица и барсук, которых вторжение незнакомцев вынудило к немедленному переселению. Он собрал для матери овощи и отнес на кухню. Когда та принялась отчитывать его за грязные следы на только что вымытой плитке пола, мальчик пожалел о времени, проведенном в хижине садовника. Прощай походное житье-бытье, сидение у костра, спанье на соломе и умывание колодезной водой… Жизнь вошла в прежнюю колею, вернув их в ряды серых обывателей.
Но больше всего Жюльена раздражала манера матери бродить по комнатам, легонько дотрагиваясь кончиками пальцев до мебели, и не для того, чтобы проверить, насколько она чиста, а скорее чтобы лишний раз убедиться в ее существовании. Ненавидел он и деланное восхищение, которое Клер демонстрировала по любому поводу, и эту ее мечтательную полуулыбку.
В глубине кухонного шкафа мать нашла банки с мастикой, ветошь для полировки мебели и средство для чистки серебряных изделий. Через несколько дней дом засияет от подвала до чердака, дойдет очередь и до сада, заросли шиповника подстригут, превратив в живую изгородь, и романтика первых месяцев их жизни в усадьбе отойдет в область воспоминаний.
«Не отправит ли меня Клер снова в пансион? — спрашивал себя Жюльен. — Ведь капрал рано или поздно очистит поле, и когда у нее будут деньги, она просто наймет вместо меня батраков». Такая перспектива его ужаснула.
Чтобы пир был пиром в полном смысле слова, требовалось начистить серебряные канделябры. Наконец, с наступлением вечера, когда на пламя свечей стали слетаться ночные бабочки, чтобы тут же, опалив крылья, упасть щепотью серого пепла на скатерть, они принялись за ветчину и отварную картошку. Этансон откупорил несколько бутылок. Мать много пила и смеялась. Было очень душно, пахло табаком, вином и потом. Капрал отвечал матери короткими репликами, возле его тарелки лежала нераскуренная трубка. Жюльен не следил за их разговором: так, не представляющая интереса болтовня. Разве угадаешь, что стоит за словами взрослых, если они используют своего рода код, недоступный для детского понимания?
После пира Жюльен помог матери вымыть посуду и собрался идти наверх.
— Не будете же вы спать в палатке! — запротестовала Клер, когда Пьер Этансон пошел к двери. — Совесть не позволит мне вас отпустить… после всего, что вы для нас сделали. Подумайте сами — вы возвращаете нам жилье, а мы выгоняем вас на улицу, как собаку!
— А приличия? — усомнился капрал. — Не боитесь, что пойдут сплетни?
— Мы здесь живем, как на необитаемом острове, — немедленно ответила Клер. — И потом, сейчас война.
Втроем они поднялись на второй этаж стелить постели. Было все еще жарко, но сквозь щели закрытых ставен уж просачивался свежий аромат земли и влажной травы. Стелили на ощупь, в темноте, чтобы не напустить комаров. Клер и капрал то и дело натыкались друг на друга, обмениваясь извинениями каждый раз, когда их руки или плечи соприкасались.
— Я вам очень благодарен, — сказал Этансон в ответ на пожелание спокойной ночи. — Давненько не приходилось мне спать на настоящей кровати!
— В шкафу есть пижамы, — предложила Клер. — Возьмите, хотя стоило бы их проветрить. Это пижамы покойного мужа.
Как только дверь за капралом закрылась, Жюльен с матерью вышли в коридор. Мальчик подошел к сервировочному столику и поправил фитиль у чадившей керосиновой лампы, от которой распространялся слабый свет. Таинственный полумрак невольно вызывал в памяти картины всенощного бдения у гроба усопшего. Взглянув на Клер, он отметил, что ее глаза неестественно блестят, а щеки и шея порозовели от вина.
— Я так возбуждена, что не усну до утра, — сказала женщина, проводя рукой по лбу. — Мне просто необходимо принять ванну.
Они пошли посмотреть, в каком состоянии угольный титан, которым не пользовались лет пять, не меньше.
— Как ты думаешь, можно его наладить? — шепотом спросила Клер. — Попросить бы Пьера на него взглянуть! Жаль, что не догадалась, а сейчас будить неудобно.
Сын промолчал. С отвращением приблизившись к пыльной, покрытой зарослями паутины ванне, он протянул руку и отвернул кран. Вода из снабжавшей дом цистерны текла черная, землистая.
— Ты же не станешь барахтаться в грязи, — засмеялся он. — В трубах, поди, развелись ужи!
Он сразу пожалел, что отпустил ядовитое замечание, но уж очень неприятно было представлять мать голой, в мыльной пене, всего в нескольких метрах от капрала.
— Ладно, — смирилась Клер, — помоюсь в тазике. Глупо сжечь дом в первый же день после того, как я его себе вернула!
Слова «себе вернула» хлестнули Жюльена пощечиной.
— Я пошел спать, — сказал он. — На сегодня с меня хватит.
— Где ты ляжешь? — бросила мать ему вслед, когда он поворачивал за угол коридора.
— В любой комнате, где захочу, — ответил Жюльен, не повернув головы.
И мальчик открыл дверь в комнату, которую прежде называли детской.
Оставив лампу матери, Жюльен был вынужден пробираться на ощупь, пока не сообразил зажечь свечу, которую предусмотрительно сунул в карман.
Слишком короткая кровать не годилась, и ему пришлось снять матрас и постелить себе на полу.