– Ее пьют? Зачем дорогую-то покупать, деньги девать, что ли, некуда? – оживился Тихон.
– Ну ты даешь, батя! Это чтобы пахло приятно! У меня был ухажер из города, он тоже душился такой водой. А этот парень, похоже, и не пьяный вовсе, просто сильно избитый. По крайней мере, вашим перегаром, батя, от него не разит, – громко сказала Лида, снова краснея.
– Все придумают что-нибудь эти городские, – недовольно произнес Тихон, словно расстроившись, что помогает не собрату по несчастью.
Карл застонал и начал что-то говорить в бреду на чешском языке вперемешку с английским.
– Что это он?! – испугалась Надежда. – Это на каком он языке лопочет?! Вы кого в дом принесли, ироды?!
– Этот парень что – не русский? – всполошилась Лида. – Точно, батя, он – шпион!
– Цыц, бабы! – гаркнул Тихон. – Насмотрелись фильмов про Штирлица! Че в наших местах шпионить-то? Самогонный аппарат если только искать! Кем бы он не был – человек есть человек! Может, по нему сейчас с ума сходит жена, мать, дети?! А как же дружба между народами?
Карлу перевязали голову, внесли в парилку и начали растирать тело жиром и спиртом. Постепенно в ледяные конечности вернулась кровь, щеки Карла порозовели, а из легких вырвался сухой кашель.
– Все-таки застудился, – вытерла пот со лба тыльной стороной ладони Лида.
– Так, бабы, открывайте ему рот, я туда двести граммов самогонки волью, и все как рукой снимет! – распорядился Тихон.
После проведенных внешних и внутренних процедур Карла завернули в простыню и отбуксировали в избу. Его сознание выбраться из темной ямы не могло, то ли от потери крови, то ли от ударной дозы самогона. Только на следующие сутки Карл открыл глаза и увидел довольное лицо пожилой женщины.
– Ну что, очнулся, сокол? А то мы уже решили, что ты вечно спать будешь. Ты хоть понимаешь, о чем я толкую? Все лопотал на непонятном языке чего-то. Если понимаешь, кивни головой.
Карл провел языком по сухим губам и ответил:
– Я понимаю вас… Где я? Какой сегодня день? Что со мной?
– Ничего не помнишь? – участливо спросила женщина.
– Сейчас выпьем по сто граммов, и память сразу вернется, – раздался мужской жизнерадостный голос.
Карла тут же затошнило. Женщина подбоченилась и сердито посмотрела на появившегося мужика с косматой бородой.
– Отстань от человека! Выпить да выпить, одно на уме! Не слышишь, он говорит как-то странно, небось точно – иностранец. А они не привыкли пить такими дозами, как ты пьешь.
– Да ладно, – махнул рукой мужчина. – Его мой спирт и спас-то от воспаления легких, не иначе как.
– Говорю, дай человеку сначала поесть. Больше суток же не ел ничего. Ты лежи, милок, а я сейчас что-нибудь соображу на стол, – сказала женщина и засуетилась, бегая по избе.
Вскоре Карл в какой-то холщовой рубашке, которая была явно ему мала в плечах и нещадно трещала по швам, с перевязанной головой сидел за столом вместе с хозяевами дома. Они по очереди представились своему незваному гостю.
– Карл, – ответил он им.
– Имя странное… ты иностранец? – поинтересовалась Надежда, наливая ему большую тарелку щей из квашеной капусты.
– Чех…
– Ты часом не шпион? – озабоченно спросил Тихон, косясь на бутылку с самогоном, стоящую на окне.
– Нет… я приехал в гости.
– И кто же так отдубасил человека?! – всплеснула руками Надежда.
– Я до места не доехал, меня обокрали… – поморщился Карл и рассказал хозяевам дома, что с ним произошло.
– Вот сволочи! – выругался Тихон. – Чуть не убили иностранного гостя! Что теперь о нас в другой стране думать будут!
– А ничего не будут, – подбоченилась Надежда. – Плохие люди они везде есть. Бандиты они и в Африке бандиты. Скажи спасибо, милок, что жив остался.
– Спасибо вам, – сказал Карл, – только мне вас и отблагодарить нечем, все деньги пропали, но мой паспорт был в кармане брюк…
– Если был там, значит, и есть, – успокоила его Надя, – нам чужого не надо.
– Да ерунда какая! Нам ничего не нужно и денег твоих тоже не нужно, – махнул рукой хозяин. – Вот выпьешь со мной за компанию, и ладно!
– Хватит на бутылку коситься, – гаркнула Надежда. – Давай ее сюда, а то изведешься совсем, а ты что сидишь, словно в рот воды набрала?! – досталось и ее дочери.
Лида покраснела.
– Ладно краснеть-то, это же ясно, что Карл к женщине ехал! Так что ты свою губу-то закатай, а то еще не хватало мне единственную дочь за границу отдавать, – высказалась Надежда, грозя пальцем гостю, словно он уже положил глаз на ее красавицу дочь.
– Почему вы решили, что я ехал к женщине? – поинтересовался Карл улыбаясь.
– А ты что, думаешь, мы совсем темные? Туалетными духами кто надушен был, чтобы лучше пахнуть? Ясное дело – на свиданку ехал. Наливай ему, Тихон. За знакомство! Отказать – обидеть хозяев! Вот кого-кого, а иностранных гостей мы еще у себя не принимали! А что?! Нам не стыдно. Не хуже других живем. Все свое, с огорода! – показала на стол рукой Надежда, где стояли кастрюля с горячей картошкой с маслом, соленые огурцы в банке, квашеная капуста, икра из кабачков, помидоров и баклажан и открытая по такому случаю банка тушеного мяса. Карл вздохнул и поднял свою налитую рюмку, он явно не хотел огорчать хозяев дома.
Яна ходила за Алевтиной, словно ее телохранитель, боясь выпустить хоть на минуту из поля зрения. Она начала нервничать… эти письма с угрозами, убийства, недоступный муж, недоступный Сергей и пропавший Карл Штольберг.
– Ну и где же твой князь? – спросила ее Алевтина, накладывая на лицо грим перед спектаклем.
Новогодние представления скоро должны были завершиться, артисты играли уже по инерции – без энтузиазма и желания. Двое коллег были похоронены, что тоже не повышало никому настроения. Останки «Снегурочки» хоронили в закрытом гробу. Убийца найден не был. Больше писем-угроз Алевтина не получала после того последнего, подкинутого в гостинице. За кулисами бродил милиционер, в зрительном зале тоже всегда с отсутствующим видом сидел сотрудник в штатском, уже совсем одуревший от детских спектаклей. Все склонялись к мысли, что в театре завелся маньяк.
– Я сама не знаю, где Карл, – ответила Яна, – он сказал, что вылетит сразу, как только сможет…
– Значит, не смог.
– Да… кому мы нужны? – согласилась Яна. – У князей свои дела.
– А он красивый? – спросила актриса.
– Почему тебя это интересует? – Яна почувствовала укол ревности.
– Яна говорила, что Карл красив, как древнегреческий бог, – проговорила Люся, входя в гримерную Алевтины.