Забегая вперед, скажу, что я оказалась права. Игорь Никитин нашел в Интернете объявление: «Решаем любые проблемы быстро», отправил имейл на указанный адрес. Так он вышел на Ларису и Анатолия, которые очень хотели заработать любым путем. Бизнесмен заплатил им миллион рублей и потребовал:

– Увезите Розу как можно дальше.

Чтобы сбить с толку тех, кто станет искать девочку, Игорь переодел дочь в мальчика, побрил ей голову и посадил в машину к парочке. Анатолий с Ларисой обязались доставить несчастного ребенка в Екатеринбург и бросить там на улице. Шанс на то, что Роза сумеет объяснить, кто она, был, по мнению отца, равен нулю.

По счастью, из всех мерзавцев, промышлявших в Сети, Игорь выбрал Ларису и Анатолия. Горе-художники оказались предельно жадными, подлыми и глупыми. Увидев деньги, они пришли в восторг и решили отложить отъезд на несколько дней, парочке не терпелось потратить деньги, купить себе одежду, сходить в ресторан, повеселиться. Вот только осуществлению их планов мешала Роза. И Ларисе пришла в голову «гениальная» идея: отвезти несчастного ребенка к Надежде Петровне, оставить его у нее, а потом, оттянувшись по полной программе, укатить в Екатеринбург. Но в дело вмешалась авария. Шокирующую правду я узнала позднее.

А в тот день я предложила Анне Михайловне после того, как та перестала плакать:

– Давайте отвезу вас домой.

– Спасибо, я не одна, – пояснила бабушка Розы, – внизу в машине сидит мой брат.

Когда Никитины ушли, я попыталась вспомнить, зачем пришла к Надежде, и спросила:

– Вы давали объявление о продаже половины кошки в живом виде?

– Что? – заморгала старуха.

– Я прочитала в газете сообщение: «Продается половина кошки в живом виде».

– Где такое напечатали? – удивилась Надя.

Я вынула из сумки сложенный листок.

– Вот.

– Ерунда какая-то, – простонала она, – я диктовала текст по телефону: «Продается половина двушки в жилом виде». Мне умные люди посоветовали: часть жилплощади на рынок выставить, купить себе маленькую халупу, оставшуюся комнату сдавать и…

– Половина двушки в жилом виде, – перебила я Надежду, – а приемщица услышала про половину кошки в живом виде.

– Вот дура глухая! – в сердцах заявила хозяйка. – То-то никто, кроме тебя, не заинтересовался.

Я постаралась побыстрее избавиться от малоприятной бабки, вышла во двор и услышала:

– Даша!

Из серой «девятки», припаркованной у тротуара, вышла Анна Михайловна.

– Погодите секунду, – попросила она, – Роза отказывается ехать домой, она хочет вам что-то сказать.

Из салона следом за бабушкой появилась девочка, она приблизилась ко мне. В левой руке Роза держала свернутый в трубку листок, правую она вытянула перед собой и осторожно коснулась моего лица.

– Синий.

– Ерунда, – улыбнулась я, – ты меня не больно стукнула, это быстро пройдет.

Роза сделала шаг и уткнулась головой в мое плечо, я растерялась, а потом очень осторожно погладила девочку по спине.

– Красный, – бормотала она, – красный-красный! Огонь.

– Огонь, красный-красный, – повторила я. – Не стоит так меня хвалить, мы вместе очень старались, поэтому смогли договориться.

Роза выпрямилась и протянула мне лист.

– Спасибо, – ответила я, – большое-большое. Непременно приеду к тебе в гости.

Свернутый в трубку подарок я расправила лишь в Ложкино. В носу защипало, к горлу подкатил комок. Непостижимым образом Роза ухитрилась за короткий срок перенести на бумагу изображение щенят с фотографии из книги, стоявшей пятой на полке. Девочка и впрямь обладала феноменальной памятью и несомненным талантом, щенки выглядели как живые. Но копия все же слегка отличалась от оригинала: на карандашном наброске все собачата широко и радостно улыбались.

Марина Крамер Источник жизни

«Вот черт, только я порадовалась, что все закончилось, как получите – вот оно»…

Тонкая рука с длинными ногтями смяла белый листок бумаги, испещренный мелкими неровными буквами, и бросила его на стол. Женщина задумчиво закурила, глядя в окно, еще раз щелкнула зажигалкой, но остановилась на полпути, так и не донеся ее до скорчившегося на столе листка.

«Ничего, я разберусь. В конце концов, если не смогу – расскажу ему сама. Сяду и все расскажу. Он взрослый, он поймет. И, надеюсь, простит»…

Раннее утро, по-зимнему серое и угнетающее именно отсутствием красок. В спальне на втором этаже небольшого особняка почти в самом центре Бристоля молодая черноволосая женщина открыла глаза и с тоской посмотрела в окно. Снова все то же, что и вчера, снова тот же пейзаж, та же серость, та же сырость. Вот уже несколько лет она никак не могла отделаться от ощущения, что в одно прекрасное утро откроет глаза – а за окном совершенно другой пейзаж, и нет никакой Англии, она – дома, в России…

Марина потянулась в постели и тут же поежилась – прохладно, промозгло. Машинально проведя рукой по второй половине кровати, она обнаружила отсутствие мужа и усмехнулась про себя: «Вот же настырный! Такая мразь на улице, а он бегает».

Выбираться из теплой постели не хотелось, но традиция провожать в школу сына не нарушалась, а потому Марина со вздохом откинула одеяло и ногой нашарила тапочки.

– Грегори, пора вставать! – крикнула она, высунув голову в приоткрытую дверь.

– Я уже встал, мамуля, – раздалось в ответ.

– Отлично! Я в душ – и идем завтракать.

После завтрака Марина Коваль проводила сына до школьного автобуса (вот уже полгода, как Грегори наотрез отказался ездить в школу на машине с матерью или отцом, мотивируя это тем, что большинство одноклассников добирается на автобусе и ему тоже хочется быть как все), перекинулась парой слов с мужем и направилась в кабинет. Открыв ноутбук, она с замиранием сердца посмотрела на значок почты – там мигал белый конверт. «Господи, ну наконец-то! Наконец-то!» Марина ждала этого письма вот уже неделю – как раз столько времени прошло с момента возвращения Мышки, ее подруги, с так называемой «исторической родины» Коваль. Такая традиция установилась несколько лет назад, когда Марина была вынуждена эмигрировать в Англию, бросив в родном городке свой бизнес, сомнительные связи и оставив дорогую сердцу могилу первого мужа. Мышка раз в год ездила туда, навещала кладбище, отвозила деньги сторожу, смотрела, чтобы все было в порядке, а потом подробно писала о поездке Марине. Мышкины письма скорее напоминали отрывки из книги, в них не было обращений, зато изобиловали воспоминаниями, но Марине это не мешало – чтение их давало ей иллюзию собственного присутствия там, дома, – потому что считать домом Англию она не привыкла даже с годами.

Всякий раз, получив письмо, Коваль долго не могла заставить себя открыть его – словно там содержалось что-то ужасное. Вот и сейчас она глубоко вздохнула, посидела пару минут с закрытыми глазами и только после этого нажала на мигающий конвертик в углу экрана.