Тема предательства единственного Марининого племянника Николая до сих пор была для Хохла острой, он никак не желал простить парню его поступка, не мог забыть, как тот запросто полил грязью свою считавшуюся мертвой тетку. Но Коваль категорически запретила мужу даже в мыслях строить планы мести, и ослушаться Хохол, как всегда, не посмел.
Мышка же никогда не стеснялась в выражениях и свою откровенную неприязнь к Николаю выражала открыто, за что Хохол безмерно ее уважал.
– Ладно, хорош про упыря этого. Что дальше-то? – примирительно спросил он, и Марина продолжила чтение.
«Голова трещит… и не с похмелья, как могло бы показаться, нет – до пяти утра просто мы разговаривали. У Даши выходной, который она решила провести со мной, и начали мы прямо с вечера. Во-первых, она меня вчера истязала едой. Это ужас какой-то… Она готовит так, что не есть невозможно, а есть – нет сил. Пирожки с мясом, салат из креветок, пицца с итальянской колбасой и помидорами, куриный бульон к пирожкам, ватрушки с творогом… и это еще не все! Это только то, что в меня запихнули. Когда я уже не могла шевелиться и дышала через раз, добрая женщина предложила… чайку с булочками! ААААААА! С трудом поднявшись на второй этаж, я падаю на кровать и лежу, боясь двинуть даже пальцем, минут тридцать. Даша за это время успевает убрать в кухне, перемыть посуду и составить в холодильник то, что приготовила на завтрашний день (а этого целая прорва…).
Поднимается ко мне… с чаем и плетенкой с булочками! Видит мое несчастное лицо и улыбается:
– Не волнуйтесь, сейчас есть не заставлю. Съешьте потом, попозже.
Мы разговариваем обо всем, Даша жадно слушает мои рассказы об отдыхе в Турции, о том, что сказал-сделал Егорка, как и где мы были с Маринкой, как дела у Женьки… Я боюсь только одного – чтобы она не начала плакать, тогда я тоже разревусь. Но Даша держится, хотя глаза у нее уже покраснели и опасно блестят.
– Даша, я вас прошу…
– Нет-нет, Мария Васильевна, не буду…
Меня убивает обращение по имени-отчеству, я настолько моложе ее, что могла бы быть ее дочерью. Но Даша непреклонна – как бы я ни просила, бесполезно – все остается по-прежнему. Она говорит, что привыкла звать по имени-отчеству Марину, вот и меня так зовет.
Мы долго сидим с ней, уже темно, в доме все легли спать, а мы все разговариваем, вспоминаем… У нас много общих воспоминаний, много общих знакомых, есть о чем говорить… Она уходит в пять, когда вот-вот начнет светать. Мне-то не привыкать, с моей-то бессонницей и любовью работать ночью. Завтра – вернее, сегодня уже – мы договорились поехать в город, побывать там, где любили бывать с Мариной. Гена согласился нас покатать, а его новый хозяин не возражал.
Честно – может, это и свинство с моей стороны, но я не люблю бывать в их доме. С хозяйкой у нас взаимная нелюбовь. Виола бешено ревнует меня к Марине, раздражается всякий раз, едва слышит от меня ее имя. Я же злюсь, ощущая ее ревность. Кроме того, я постоянно чувствую на себе ее пристальный взгляд, голубые прозрачные глаза Виолы пронзают меня насквозь, как рентген. Я боюсь ее взглядов – она ведьма. Ну, может, не ведьма – ясновидящая. Все равно неприятно. Мне постоянно кажется, что Виола пытается как-то воздействовать на меня, покопаться в моих мыслях. А уж это она умеет…
Полдня провела у Даши, в ее квартирке в городе – погулять не вышло, погода отвратная. Гена забрал меня в обед и увез в поселок. Я улеглась в своей комнате и продремала почти до вечера.
Разбудил меня звук работающего пылесоса. Я осторожно выбираюсь из-под пледа и иду вниз, в гостиную. Господин Хозяин отсутствует, Виола в кресле отрешенно курит сигару и невидящими глазами смотрит в экран выключенного телевизора. Я сажусь рядом и чувствую, что жутко хочу курить, хотя бросила уже давно. Пока я раздумываю над своим невесть откуда взявшимся желанием, перед моим лицом возникает сигарка и зажигалка:
– На, покури.
Я вздрагиваю – ничего вслух не говорила, я вообще практически всегда контролирую себя и мысли вслух не произношу. Виола смотрит своими ледяными глазами:
– Никак не привыкнешь? Вот и я устаю иной раз. От ваших мыслей так фигово порой! Я ничего не хочу знать, а вы все думаете, думаете! Кури, это не сигареты. Только не затягивайся.
С сигарами я знакома, как их курят, знаю прекрасно. Но именно эта «Гавана» не доставляет мне никакого удовольствия, только резь в глазах.
– А все потому, что на самом деле тебя мучает чувство вины, – изрекает Виола, и я опять вздрагиваю. – Ты куришь изредка, причем только сигары, но тебя это угнетает – ты хочешь бросить совсем. Не волнуйся, скоро бросишь.
У меня возникает острое желание зажать уши и не слушать ее. А еще лучше – заодно и не видеть. Вот бывает же – внешне человек такой весь пушистый, белый, красивый – фарфоровая кукла. Но внутри… И взгляд… вот самое ужасное – ее пронзительный холодный взгляд. Мне кажется, что когда Виола смотрит на птиц, они замертво падают. И был только один человек, который мог переглядеть ее, заставить отвести взгляд. Марина. Говорят, Виола не рисковала копаться в ее голове, хотя очень хотела. Зато со мной она здорово экспериментирует. Она, кстати, очень четко определила человека, сделавшего мне подарок. Так и сказала: «А серьги-то тебе Хохол подарил». Причем не спросила – сказала утвердительно. Меня это бесит и пугает».
– Вот чертова баба, – с досадой бросил Хохол, который не любил Маринину подругу Ветку и был рад тому, что вот уже несколько лет они совсем не общаются.
Коваль только плечами пожала:
– Ну, забыла Ветка, что я просила ее никогда не лезть в голову Машке.
– Мариш, да не в том дело. Она просто не понимает, почему у вас с ней теперь все так, и винит в этом Мышку.
– Психолог, – усмехнулась жена, потрепав его по волосам.
– Чего – психолог? Тут много ума и образования-то не надо.
– Понимаешь, Женька… Я ведь на самом деле очень испугалась тогда, помнишь, когда Машку ашотовские бойцы прихватили? Я ни секунды не сомневалась бы, если б они выдвинули условия, – я на все пошла б. Очень страшно терять человека, с которым настолько близка.
– Тебе терять страшно всех, кроме меня, – буркнул Хохол.
Марина даже бровью не повела – муж всегда был склонен к таким заявлениям, и никакие слова и действия Марины не убеждали его в обратном. С годами она научилась пропускать подобные тирады мимо ушей.
Коваль давно не питала иллюзий по поводу своего мужа – да и вообще никогда не была склонна идеализировать его, но ее всегда удивлял тот факт, что Хохол настолько неуверен в себе. Уже давно она не давала ему ни единого повода усомниться в собственной верности. Но Женька все равно продолжал бешено ревновать ее и подозревать во всех смертных грехах.
– Ты закончил? – насмешливо поинтересовалась Марина у помрачневшего мужа. – Я так до вечера не дочитаю.
– Погоди, – настойчиво попросил Хохол. – Я вот не пойму – за что Мышка так Беса не любит? Вроде не за что… а она вон как о нем – «Господин Хозяин» – с презрением таким…