— Привет, Ланс. Привет, Гвен.
Гвиневера, у которой еще не выровнялось дыхание, ответила на приветствие:
— Привет, Артур. Ты застал нас врасплох.
— Прости. Я только-только вернулся.
— Как там Гавейны? — спросил Ланселот тоном, который давно уже стал привычным и который ему так и не удалось сделать естественным.
— Когда я вошел, они дрались.
— Это на них похоже! — воскликнули Ланселот с Гвиневерой. — И что же ты сделал? Из-за чего они передрались?
Голоса их звучали так, словно речь шла о жизни и смерти, ибо собственное их состояние мешало им верно понять состояние Короля.
Король смотрел прямо перед собой.
— Я не спросил.
— Скорее всего, — сказала Королева, — какая-нибудь семейная история.
— Скорее всего.
— Надеюсь, никто не пострадал?
— Никто не пострадал.
— Ну и прекрасно, — вскричала она, сама заметив, что звучащее в ее восклицании облегчение выглядит нелепо, — выходит, что все хорошо.
— Да, выходит, что все хорошо.
Они заметили, как искрятся его глаза. Их встревоженность забавляла его, — стало быть, все в порядке.
— Ну-с, — сказал Король, — нам непременно нужно и дальше толковать о Гавейнах? Получу я наконец поцелуй от собственной жены?
— Дорогой.
Она потянулась к мужу и поцеловала его в лоб, думая о нем, как о старом и верном друге, — как о ручном медведе.
Ланселот поднялся.
— Мне, может быть, лучше уйти?
— Останься, Ланс. Так приятно хоть немного побыть с вами наедине. Иди сюда: сядь к огню, спой нам песню. Скоро нам уже и огонь не понадобится.
— Да, — сказала Гвиневера. — Как странно, скоро уже лето.
— И все равно приятно посидеть у огня, — дома.
— Хорошо вам сидеть у себя дома, — странным тоном сказал Ланселот.
— О чем это ты?
— У меня-то дома нет.
— Не горюй, Ланс, еще будет. Подожди, пока доживешь до моих лет, а там уж и начинай тревожиться по этому поводу.
343
— Можно подумать, — сказала Королева, — что не каждая встречная женщина гонится потом за тобой целую милю, а то и две.
— С ищейками, — добавил Артур.
— Да к тому же половина из них напрямик делает тебе предложение.
— И ты еще жалуешься, что у тебя дома нет. Ланселот рассмеялся, последний ледок напряжения был сломан.
— А ты, — спросил он, — женился бы на женщине, которая гоняется за тобою с ищейками?
Прежде чем ответить, Король серьезно обдумал вопрос.
— Я бы не смог, — сказал он наконец, — я, видишь ли, уже женат.
— На Гвен, — сказал Ланселот.
Странно. Казалось, они разговаривали уже не словами, но значениями, отличными от слов. Как муравьи, беседующие при посредстве антенн.
— На Королеве Гвиневере, — поправил его Король.
— Или на Дженни? — предположила Королева.
— Да, — согласился он, но лишь после долгой паузы, — или на Дженни.
Наступило еще более глубокое молчание, и в конце концов Ланселот снова встал.
— Ну ладно, мне нужно идти. Артур положил ладонь ему на руку.
— Нет, Ланс, останься на минуту. Я хочу кое-что рассказать Гвиневере сегодня и предпочел бы, чтобы и ты послушал. Мы столько времени прожили вместе. Я хочу исповедаться в одной давней истории, а ты как-никак один из членов нашей семьи.
Ланселот сел.
— Ну, вот и хорошо. Теперь дайте мне каждый руку, а я сяду между вами, вот так. Ну что же. Моя Королева и мой Ланс, и ни один из вас не укорит меня тем, что я собираюсь вам рассказать.
Ланселот с горечью произнес:
— Не нам укорять кого бы то ни было, Король.
— Да? Ну ладно, я не знаю, что ты имеешь в виду, но я хочу рассказать вам кое о чем, сделанном мной в молодости. Это еще до того, как я женился на Гвен, и задолго до твоего посвящения в рыцари. Вы согласны меня послушать?
— Конечно согласны, если тебе это нужно.
— Только мы не верим, будто ты сделал что-либо дурное.
— Собственно говоря, все началось еще до моего рождения, когда отец полюбил Графиню Корнуольскую и убил Графа, чтобы ее получить. Она была моей матерью. Эта часть истории вам известна.
— Да.
— Возможно, вы не знаете, что я родился не в самое удачное время. Слишком скоро после бракосочетания отца и матери. Потому-то они и скрыли мое рождение и еще в пеленках отослали меня к сэру Эктору, чтобы он меня вырастил. Сам Мерлин меня и отвез.
— А потом, — весело сказал Ланселот, — когда твой отец умер, тебя привезли ко двору, и ты вытащил из камня волшебный меч и доказал, что ты — по праву рождения Король над всей землею Английской, и с той поры жил счастливо, и на том вся история и кончается. Я бы не назвал ее такой уж плохой.
— К сожалению, на этом она не кончается.
— Как это?
— Видите ли, дорогие мои, меня отобрали у матери, едва я родился, и куда меня дели, она не знала. Не знал и я, кто моя мать. Единственными людьми, осведомленными о нашем с нею родстве, были Утер Пендрагон и Мерлин. Много лет спустя, уже став королем, я познакомился с родичами моей матери, так и не зная, кем они мне приходятся. Утер уже умер, а Мерлин вечно путался в своем ясновидении и просто забыл рассказать мне о них, поэтому мы встретились как чужие друг другу. Одну из моих родственниц я нашел очень умной и привлекательной.
— Знаменитые Корнуольские сестры, — холодно обронила Королева.
— Да, дорогая, знаменитые Корнуольские сестры. У покойного Графа было три дочери, приходившихся мне, хоть я того и не знал, сводными сестрами. Их звали Моргана ле Фэй, Элейна и Моргауза, они почитались первыми красавицами Британии.
Двое слушателей ждали, когда тихий голос Короля возобновит рассказ, что он и сделал, не дрогнув.
— Я влюбился в Моргаузу, — прибавил он, — и у нас родился ребенок.
Если кто-то из двоих и почувствовал удивление, негодование, сострадание или зависть, они их не выказали. Их больше всего удивило, что тайну удалось сохранить столь долгое время. Оба они по голосу Короля почувствовали, что он мучается, и не хочет, чтобы его прерывали, пока он до конца не облегчит свою душу.
В молчании, они долго смотрели в огонь, это была самая длинная пауза в разговоре. Наконец Артур пожал плечами.
— Так что, сами видите, — сказал он, — я отец Мордреда. Гавейн и прочие — племянники мне, а Мордред настоящий мой сын.