Альбина тяжело вздохнула и чуть не с головой погрузилась в ванну. На поверхности воды пузырились хлопья мыльной пены. Хотелось нырнуть туда с головой и уже никогда не показываться. А что? Сделать под водой глубокий вдох – и…
Конечно, глупости: Валерия рядом – выдернет за волосы. Да и вообще – по своей воле трудненько утонуть в ванне, даже если это и джакузи. Однако мысль «сделать под водой глубокий вдох – и…» уже посещала ее сегодня. Не так определенно, чтобы непременно утопиться, а просто – мысль о покое как средстве спасения. Выхода. Освобождения…
О нет, пришла эта мысль не в ту минуту, когда, перевалившись через подоконник, Альбина грохнулась в морозную ночь. Тогда она и впрямь хотела сохранить жизнь. А вот потом, через четыре-пять часов… а может быть, и через шесть-семь, она уже и не помнила хорошенько. Словом, когда тот капитан или лейтенант – Альбина не разбиралась в званиях, да и вообще все в отделении казались ей на одно лицо – угрюмое, недоверчивое – вдруг глянул на нее насмешливо и брякнул:
– Что, призраков боитесь?
Альбина робко пожала плечами. Она только сказала этому оперу, что не хочет оставаться одна в квартире, в которой весь пол испещрен грязными следами, видны пятна крови, рядом с сервантом, где лежала мертвая, обрисован бесформенный силуэт, а с окна содрана занавеска. Убрать что-либо, даже вывернутые из ящиков вещи (милиционеры почему-то первым делом сделали тщательнейший обыск) ей запретили: «Вдруг что-то еще понадобится прояснить в картине преступления».
Но вовсе не поэтому Альбине нестерпимо хотелось исчезнуть из дому. В ушах еще звучал подлый хохоток Наиля, вкрадчиво-нетерпеливый голос его сообщника, крики тети Гали… Да, слова о страхе перед призраками были не так уж далеки от истины! Однако еще больше она боялась живых: боялась возвращения тех, кого этот опер в протоколе округло назвал «подозреваемыми» – все еще подозреваемыми, а не убийцами и грабителями, хотя Альбина совершенно ясно рассказала ему, как было дело!
– Причем тут призраки? – спросила она, с трудом сдерживаясь, чтобы не зарыдать в голос от ни с чем не сравнимой усталости, которая так и гнула к земле, путала мысли в неразличимый ком. – Я же свидетельница – кажется, единственная? Я видела их, могу опознать. Вдруг они вернутся, чтобы все-таки разделаться со мной?
– А зачем же им с вами разделываться? – с удивительным тупоумием поинтересовался опер. – Разве вы им еще не заплатили?
Альбина растерянно моргнула. В каком смысле? Это он так шутит, что ли?.. И вдруг, вглядевшись в равнодушные глаза, внезапно ставшие цепкими, просто-таки высасывающими, она поняла, что в этой шутке нет ни доли шутки. Он говорит серьезно!
И залилась краской, как дурочка, и уставилась на него жалобно, потерянно и залепетала что-то вроде:
– Да как вы можете… да как вы смеете… да как вам такое в голову могло прийти?..
– А что? – спросил он быстро, напористо. – Что тут особенного? Я вам столько всяких сюжетов рассказать могу, что если б взялся описывать какой-то писатель, ему сказали бы: ну, брат, ты это зря, такого в жизни не бывает! А между тем бывает всякое. К примеру, живут вместе мать и дочь, отец и сын или, как в данной ситуации, тетка с племянницей. Плохо живут: не лучше, чем кошка с собакой! У тетки характер прескверный, осточертели племяннице ее придирки, она и думает: чего эта старая мымра мой век заедает? Неплохо бы, чтоб в один прекрасный день ее черти в ад уволокли!.. Однако время идет, тетушка догрызает племянницу, а чертей что-то не наблюдается. И начинает племянница сама вступать в контакт с этими самыми чертями…
Альбина заметила, что слушает с открытым ртом, и поспешно сжала губы. Неловко улыбнулась – и вдруг ее охватил страх. Так страшно не было, даже когда увидела алую ленточку крови на тети-Галином подбородке, даже когда человек в дубленке сказал Наилю: «Чтоб к моему возвращению все было кончено!», даже когда летела с четвертого этажа не то в спасительную, не то в губительную тьму. И тогда она поняла, что подписка о невыезде была взята с нее в милиции совсем не для того, чтобы Альбина в любую минуту могла опознать преступников. И совсем не для того был проведен обыск, чтобы обнаружить какие-то новые их следы. И отпечатки пальцев сняли у нее отнюдь не только затем, чтобы отличить их от «пальчиков» убийц. Ее подозревали… может быть, даже сильнее, чем тем двоих, которые пока и в самом деле представлялись милиции какими-то нереальными существами, а она, Альбина Богуславская, – вот она, здесь, вполне конкретный человек, к тому же имеющий свой животрепещущий интерес в теткиной смерти…
– А ты им, конечно, и про завещание Галины Яковлевны выложила, да? – спросила Валерия, окуная палец в воду. – Добавь-ка горячей, добавь.
– Да я тут скоро сварюсь, – простонала Альбина.
– Разве что всмятку, – утешила Валерия и сама отвернула кран. – Лучше свариться, чем свалиться с воспалением легких. Ты же чуть не сутки пробегала раздетая и босиком!
Да уж… Почему-то никому, в том числе и самой Альбине, не пришло в голову, что свитер и джинсы – не самая подходящая одежда для января, а шерстяные носки – не самая подходящая обувь. То есть она, конечно, потянулась машинально к шубке и ботинкам, когда опергруппа еще только появилась в квартире, привезя с собой и Альбину, но эксперт-криминалист так рявкнул на нее: «Ничего не трогать! Пальцы!» – что она сочла за благо забыть о такой мелочи, как собственная одежда. И забыла, да настолько прочно, что даже к Валерии прибежала все в тех же носках, свитере и джинсах… правда, волоча за собой сумку, в которую сложила шубку, ботинки и шапочку. И паспорт не забыла, главное! Это был, конечно, уже настоящий шиз! А поскольку на дворе стоял белый день, неудивительно, что встречные – кто шарахался от нее, а кто, наоборот, сбегались поглазеть. По улицам слона водили… И у Валерии было приблизительно такое же выражение лица, как если бы к ней на второй этаж хорошенького, кокетливого особнячка вдруг ввалился сбежавший из зоопарка слон. Альбина почему-то даже не подумала о том, что Валерия начисто забыла их единственную встречу, может не узнать ее, вообще с лестницы спустит…
Не спустила. Хотя некоторое время и стояла в ступоре. И вдруг, тихо ахнув, вцепилась Альбине в плечо, втащила в тесную прихожую, а оттуда погнала прямиком в ванную.
Альбина дрожащими губами улыбалась, мечтая только об одном: не рухнуть в обморок прямо сейчас, на этот черный кафельный пол, а Валерия, сурово сведя тонкие длинные брови, содрала с нее одежду и затолкала в невиданно широкую ванну, со всех сторон которой на Альбину полились струи почти что кипятка. Шелестя шелком халата и звеня браслетами, во множестве обвивавшими ее худые запястья, Валерия исчезла, но тотчас вернулась с большим хрустальным стаканом. Прижала его к губам Альбины:
– Пей! Живо!