– Почему ты не сказал, что Антон жив? Почему скрыл это от меня?
– Забыл, – буркнул он.
Разумеется, Шурик вознегодовал, но в силу своего воспитания, а может, генетической предрасположенности – не выражать эмоций, негодование свое выразил весьма умеренно:
– Как это – забыл? Человек твоей профессии и твоего положения обязан помнить, в котором часу и в какой день недели кошка чихнула! Извини, я тебе не верю. Ты не забыл, а не захотел мне этого говорить по каким-то – сразу оговорюсь, несущественным – причинам. А я волновался, между прочим…
– Целую лекцию прочел! – взмахнул руками Викентий, затем хлопнул его по плечу. – Не зуди. Должен сказать, ты молодец, Шурик, не то что Полина! Она два раза подряд чуть не испортила мне всю малину, хотя получила четкие инструкции.
– Спасибо, я рад, что оказал вам посильную помощь. Но не могу ответно похвалить ваше бездействие: вы же обещали сразу ворваться, как только выяснится ее мотив. Мне пришлось повертеться, как обезьяне на жердочке!
– И у тебя это здорово получилось. Не обижайся, Шурик, нам надо было узнать как можно больше о ее похождениях. Мы бы все равно не дали ей тебя прикончить, зачем же пылить?
– Ладно, я не обижаюсь. Где Антон?
– В больнице. Полина все это время была с ним, а не на даче у шефа. Юлик тебе скажет, в какой он больнице, назовет номер палаты, остальное узнаешь от самого Антона.
Викентий отошел от него и плюхнулся рядом с Марианной. В течение минуты-двух он бессмысленно поворачивал на руке браслет своих часов. Поглядывая на бывших одноклассников, Шурик уселся на подоконник за их спинами и настроился послушать, о чем они будут говорить. Пауза была весьма насыщенной и, как догадался Шурик, болезненной для обоих, так как очутились они на разных берегах. Викентий не смотрел на нее и не начинал диалог, который мог пройти только в одной форме: его вопрос – ее ответ. Марианна сама изъявила желание поговорить:
– Что, Кент, невесел?
– Не думал, что мне придется устраивать на тебя такую долгую облаву.
– Долгую? Ты что же, давно догадался?
– Не догадался, а заподозрил, это разные вещи. Помнишь, мы в детстве метали лезвия, а вы, девчонки, болели за нас, как на хоккее?
– А потом на выигранные деньги все наедались мороженым, – улыбнулась она. Казалось, ее не очень огорчают наручники.
– Но вы же, девчонки, тоже пробовали метать лезвия после наших соревнований, и у тебя неплохо получалось. Конечно, не так мастерски, как в «Трех пальмах», но иногда лезвие врезалось в дерево. Когда выяснилось, что Тамару убил не Кирилл, я и подумал: а не ты ли где-то набралась таких навыков?
– Значит, сразу. Мне не повезло – я встретила тебя.
– Тебе не повезло встретить Шурика, фактически это он мои подозрения превратил в уверенность. После неслучайной гибели Кирилла мы испугались за жизнь Полины, но я подумал, что она сумеет тебя раскрутить, как сегодня это сделал Шурик. Хочу признаться: ты была очень убедительна, когда обвиняла Полину в этих убийствах и вынуждала ее сбежать, я чуть и сам не поверил… Ты надеялась, что если она сбежит, это станет неоспоримым доказательством ее вины? Мы объявим ее в розыск, кинем на ее поимку все силы и, когда поймаем, Полине будет крышка, так? Ошиблась ты… К тому времени Шурик уже припомнил три мелочи, оказавшиеся твоими глобальными просчетами. А на тот случай, если бы не удался наш замысел, я приготовил для тебя целый фарс: арест Полины. Тем самым я наделся успокоить тебя, чтобы чуть позже еще раз попробовать добиться твоего признания. Слушай, ты хоть соображаешь, что натворила?
– А что я натворила?
– Марианна, ну, к чему теперь-то отпираться? Не понимаю, как у тебя(!) на это поднялась рука.
Тут он и посмотрел на нее. От давнишней девочки, умненькой и прилежной, обаятельной и остроумной, остались только глаза, да и то потускневшие, какие-то переохлажденные, колючие. Колючки предназначались ему, но Викентий же не был виноват в том, что именно ему, когда-то по-детски влюбленному в нее, выпала участь разоблачить Марианну и надеть на нее наручники. Она спокойно отнеслась к его вопросу и сказала:
– У тебя есть доказательства? Какие?
– Марианна…
Он хотел убедить ее дать показания, но понял, что потратит зря время и силы, а главное, ей уже ничто не поможет. Да и нужно ли ей помогать? Не бездумно же Марианна ступила на эту адскую дорожку, наверняка она отвела несколько процентов и на неудачу, следовательно, была готова к камере и нарам. Викентий оставил ее на диване одну. Марианна опустила плечи, затем голову и как будто ушла в себя. При всем при том она не производила впечатления раздавленной и отчаявшейся, скорее смирившейся. Шурик искоса наблюдал за ней и гадал: что она там видит? Судя по блуждавшей на ее губах улыбке, направленной куда-то в себя, она видела не свое темное будущее на зоне, а нечто приятное, согревающее душу. Может, свою несостоявшуюся мечту – Степку, Настю, Злату? Или она еще на что-то надеялась? Собственно, а какая разница? Марианна не заслуживала ни жалости, ни сочувствия, особенно когда Шурик вспомнил Зойку, пострадавшую только за то, что она была матерью Златы, ну, еще и сам Шурик подлил масла в огонь своими подозрениями. Вот кого действительно жаль – так это Зойку.
Чувство вины заставило Шурика спрыгнуть с подоконника и двинуться к выходу. Ему хотелось уйти отсюда, но в дверях он столкнулся с Полиной.
– Привет, Шурик, – сказала она, глядя поверх его плеча. – Ее еще не увезли?
– Сидит вон там.
– Не хочу туда заходить. Скажи Викентию, что я приехала…
– Идем, идем. – Шурик взял Полину за плечи, увлекая ее в дом. – Ты не воровка, это она у тебя украла.
Марианна подняла на нее глаза, в которых мелькнул испуг, мелькнул и спрятался вглубь – она не смогла выдержать укора совести в лице Полины и отвернулась.
Обыск ничего не дал, улик не нашли, даже пачки лезвий известной марки, которым была убита Тамара. Марианну увели. Викентий попрощался с Шуриком и Полиной. Наступила тишина.
– Удивительно, – ухмыльнулся Шурик, – столько шума было, а детский сад как спал, так и спит!
– Неприютно в доме, он какой-то чужой, – присев на подлокотник дивана, где недавно осмысливала свое положение Марианна, произнесла Полина.
– Это временно, из-за плохих впечатлений, на самом деле дом как дом, – утешил ее Шурик. – Пройдет время и…
Он не закончил фразу – мол, все забудется. Где уж такое забыть! Полина водила по стенам и мебели глазами, постепенно наполнявшимися слезами, усмехнулась:
– А ты правильно сказал, Шурик! Она украла у меня все, даже мою жизнь.