– Сейчас лучше увидеть, чем услышать. – Сергей сел на диван и стал доставать фотографии. Его напряжение постепенно передалось остальным. Фотографии ложились на стол одна за другой. Улицы Калинска, роддом, Алла Викторовна на больничной койке, дом инвалидов…
– Кто это? Лер, это Валька? – Саша держала фотографию Максима Стоцкого.
– Дай! – резко рванула снимок Валерия.
Последней на стол легла фотография двадцатилетней давности – свадебное фото Аллы и Григория Стоцких. Валерия была спокойна, только мелко дрожала в руке длинная, тонкая сигарета.
– Сначала я во всем винил Григория…
– Нет! – резко перебила Валерия. – Нет! Виновата была только я. Он и не знал ничего. Даша, принеси, пожалуйста, ручку и бумагу для Сергея Сергеевича, ему придется много писать, а мне, если можно, что – нибудь выпить.
Даша тихонько вышла, уведя с собой детей. Саша, боясь верить словам подруги, нервно закурила. Ольга, сникнув, скручивала и раскручивала забытый всеми сценарий свадьбы. Лев придвинулся к телефону.
– Не торопитесь, Лев Павлович, я не убегу, вы еще успеете вызвать кого следует.
– Если я вас правильно понял, вы собираетесь давать показания? – уточнил Сергей.
– Вы меня поняли верно.
– Тогда вы позволите? – он взял камеру Брутича. Валерия равнодушно пожала плечами, положила руки на стол и начала ровным голосом, глядя прямо в объектив видеокамеры:
– Девчонкой я была ветреной, избалованной, чего бы ни захотела, все должно было стать моим. На первом курсе МГУ, где я тогда училась, вдали от родителей отрывалась как могла, пока не поняла, что беременна. Что-то предпринимать было поздно, тогда не было нынешних технологий, можно было остаться на всю жизнь бездетной инвалидкой, и я приняла решение. Рожать, но так, чтобы остаться без ребенка. Огласка мне была не нужна, не дожидаясь конца семестра, я срочно уехала в Калинск. Одна моя сокурсница уже имела такой опыт и привезла меня в подмосковный городок. Недостатка в деньгах не было, все шло, как было задумано. Говорят – все было просчитано до мелочей, так это не про меня. Что я там могла просчитать, неопытная девчонка, впервые попавшая в роддом! Да и разве можно предвидеть хоть что-нибудь. Однако мне просто по-черному везло, по-другому и не скажешь. Взять хотя бы мое прибытие. Пышная тетка, которая оформляла документы, сначала разразилась бранью, верещала, что ни паспорта с собой у меня нет, ни карты. Но утихомирилась быстро, едва деньги увидала.
– Вы уж извините за нервозность. У нас, знаете ли, давненько такой наполняемости не было, – доверительно пожаловалась она Лерке и под диктовку записала все данные. Но не забыла предупредить: – Только вы уж скажите своим, Мария Ивановна, чтобы ваши все принесли завтра.
В палату Лерка уже вошла Николаевой Марией Ивановной, имя брякнула так, от фонаря.
Буквально через десять минут весь роддом содрогнулся от нечеловеческих криков – привезли новую роженицу в сопровождении солидного дядечки, который то и дело тыкал в нос молоденькой медсестре какое – то удостоверение. Пациентке было чуть за сорок, она ждала свое первое дитя, следить за эмоциями не собиралась и чуть не довела до нервного припадка и себя, и весь немногочисленный медперсонал. Все медсестры, акушерки и даже единственный педиатр на долгое время забыли про всех, кроме этой голосящей бабы. В любое другое время Лерка ни минуты не потерпела бы такого наплевательского отношения к своей особе. В другое время, но не сейчас. Сейчас это было ей только на руку.
В палате она не успела толком оглядеться, как ее скрутила резкая боль. Зря во всех фильмах показывают, что при родах все женщины кричат по-звериному, она терпела.
Рядом корчились две женщины, и никому друг до друга дела не было. Врачи все так же порхали возле буйной роженицы, уговаривая «миленькую» потерпеть еще немножко.
Вскоре Лерка поняла – началось! Скрючившись, стараясь не стонать, она двинулась подальше от людских глаз – хоть в подвал, хоть в туалет, но чтобы помочь ей не успели. Ей нужно было, чтобы ребенок родился мертвый или умер при рождении, поэтому помощь была не нужна. На глаза попалась дверь с простенькой табличкой «Душевая». Это было то, что нужно. Старый неприглядный душ, пожелтевшая, неказистая ванна и мелкие клеточки кафеля. Лерка зашла и накрепко закрыла дверь. Ей думалось, если ребенок при рождении ударится о такой пол, он непременно погибнет, но ошиблась. Он не погиб! Это было жуткое зрелище – все в крови, синюшный грязный кусок мяса, какие-то склизкие комки… Надо было прикончить его, но Лерка не могла перебороть отвращения, не могла заставить себя прикоснуться к этому шевелящемуся месиву… Она закричала. Потом врачи что-то делали, а Лерка, лежа на операционном столе, надеялась, что их старания будут напрасны, но через сутки пришла медсестра и стала успокаивать, что младенец в норме, здоровенький. Тогда ей остался один выход – уйти потихоньку одной, без ребенка, конечно. Стала ждать, когда немного окрепнет, в это время она уже знала, где вход, выход, все служебные лабиринты изучила. Чего там изучать-то, здание маленькое. Ребенка ей кормить не приносили, видимо, не все так благополучно с ним было, как убеждали. А однажды услышала такое: «Муж у нее красавец и хваткий такой. Молодой, всего сам добился, а вот дите первое. Ты уж гляди, Стоцкого-то пуще всех береги! Больно высок папаша-то». Лерку захлестнула волна злобы – значит, любые другие так-сяк, а этот, надо же, сокровище какое! Еще не знают толком, кто у них тут лежит, а распоряжаются, за кем особенный уход, а к кому можно и не подходить. Потом захотелось взглянуть, что это за папаша такой. Увидела его, приходил к своей, и так уж сладко ворковали…
– Лишь только Григория увидела, поняла сразу – этот должен быть моим. Я уже давно хотела жить самостоятельно, но не студенточкой, вдали от родителей, учеба мне эта поперек горла была, я хотела быть хозяйкой своего дома. Подходящей кандидатуры не находилось – знакомые молодые мужчины были такие же ветреные, как и я, а потрепанные жизнью женишки были прочно облеплены всякими детьми, стареющими женами, а то еще и внуками. Григорий Стоцкий – вариант идеальный. Мало того, что ему мой папаша мог бы доверить свои немалые денежки, но он еще сумел бы их и приумножить. А заполучить такого мужа проще простого – весь роддом только и вздыхал: «Не дай бог с младенцем Стоцких что случится – мамаша не перенесет». Вот и весь расклад – нет ребенка, нет и жены. Значит, мне надо было не просто уйти, а избавиться от ребенка Стоцких.
– Зверюга!! – выдохнула Ольга.
– Вот тварь какая! Ты что, так не могла мужика увести, если уж очень приспичило? Зачем же мальчонку губить? – не выдержала Саша.
Валерия надменно подняла бровь и пояснила:
– Господи, да неужели непонятно? Григ никогда бы не бросил ребенка! Ты же знаешь, как он относится к нашим детям. И потом, зачем мне давать деньги в руки мужика, зная, что где-то живет и здравствует его наследник?
– Значит, вы решили во что бы то ни стало увести Стоцкого из семьи? – напомнил Сергей.
– Конечно. И с каждым днем укреплялась в своем решении. Какая она ему жена – ограниченная, неумная… В роддоме эта Стоцкая прямо сияла вся. Каждый раз, когда медсестру или врача увидит, обязательно причитает: «Вы берегите сыночка, он у нас первенький. Если что с ним случится, муж мне этого не простит, и самой мне не жить». А страшная-то была, да еще своего красавца на три года старше. Не иначе как своего супруга решила дитем прикрутить покрепче, чтоб уже не оторвался! Дикая несправедливость!