– Все верно, – ответил я. – Хотя это, конечно, не объясняет…
Она усмехнулась:
– В старых фильмах этим все и объяснялось. А ты, Славик, немножко из того века. Ты из тех, кто даже такую мелочь, как простое траханье, воспринимает всерьез. И тебе неловко будет перед своей новой подружкой.
Она улыбалась, кукольно красивая, без единой мысли на безукоризненном лице, крупные голубые глаза смотрят чувственно. До встречи с Лариской я думал, что чувственно могут выглядеть только губы, а губы Лариски так вообще обещают порочные наслаждения всех смертных грехов сразу, и вообще Лариска вроде бы идеальная блондинка из анекдотов.
– Знаешь, – сказал я ошарашенно, – ты меня всякий раз будто кувалдой между глаз.
Она огорчилась:
– Я такая грубая?
– Нет, нет…
– Я стараюсь с мужчинами быть ласковой, – сообщила она, – и никогда кувалдой даже по пальцу.
– Я хотел сказать, – нашелся я, – ты умеешь удивить. А это важно.
Она очаровательно улыбнулась.
– Это очень важно, милый. Все время об этом думаю.
– Даже за столом?
– Даже за столом, – ответила она с улыбкой, но глаза оставались серьезными.
– Ты просто чудо, Лариска. Всякий раз восхищаюсь.
– Правда? Ты ужасно милый. Ты это знаешь?
Я помолчал, можно бы заподозрить, что прикидывается, но уж слишком красивая, такие умными не бывают. С другой стороны, красота – ценность, потому красивая женщина не может быть с недостатками.
Вечер катился по привычной колее, но я внезапно ощутил, что стремительно отдаляюсь от шумной компании, словно меня уносит на звездолете в далекий космос. И голоса тонут, а вместо них слышу шорох звезд, расползание галактик, далекий треск раскалываемого пространства и бульканье выпрыгивающих из вакуума виртуальных частиц…
Рядом со мной Татьяна, все та же быстро полнеющая молодая женщина с крупными глазами навыкате, такие обычно называют бесстыжими. С белыми холеными руками, не знающими солнечного загара, он же вреден, ухоженные пальцы с ярко накрашенными ногтями, там всякий раз какая-то новая хрень, сегодня черные, как ночь, но с крохотными блестящими точками, что напомнили мне звездное небо.
Я засмотрелся, и Татьяна сразу же пошевелила пальцами и спросила довольно:
– Как тебе мой маникюр?
– Классный, – сказал я искренне. – Вот бы еще галактики там нарисовать…
Она фыркнула:
– Хочешь сказать, у меня ногти как лопаты?
Но глаза смеются, предупреждая, что шутит, и вообще она такая веселая, что с нею всегда можно поинтимничать, настоящая женщина к любому коитусу готова всегда.
– Молодец, – сказал я.
Она довольно кивнула.
– Да, я такая! А почему я молодец?
– Знаешь, что галактики большие, – объяснил я. – Они даже крупнее вот этих тарелок.
– Я не знаю, – ответила она независимо, – а догадалась. Женщины больше догадываются, чем знают!
– Ого…
– И о тебе много чего догадываюсь, – сказала она.
– Ух ты, – охнул я и сказал с опаской: – А можешь поделиться информацией?
Она подумала, сказала размышляюще:
– Ну, разве что отсосешь…
Я вздохнул:
– Таня, это же мы всегда говорили! Ты бы хоть слова как-нибудь переставила, а то травмируешь нашу мужскую гордость.
– Да ладно, – сказала она весело, – у меня знаешь какой крупный клитор?.. И губы там как горячие оладьи… Ладно, ты не готов, я вижу. Ты асексуал, Славик, теперь верю.
– Асексуал, – повторил я. – Угадала. А как ты заметила?
– Я наблюдательная, – ответила она довольно и хихикнула.
– Асексуалы, – пробормотал я, – вроде бы вообще не трахаются.
Она покачала головой:
– Просто не хотят. Но иногда делают, чтобы не слишком выпадать из общества. Асексуалы – это те, кому секс почему-то по фигу. Представляешь, как вас ненавидят импотенты, которые хотят, но не могут?
Мы посмеялись, я подумал, что вот и она меня занесла в асексуалы, куда я определил и сам себя. Здесь ключевое не то, трахаешься или нет, а как относишься к важнейшему, если верить массмедиа, делу.
Вдруг я ощутил, что в этом вот что-то есть: когда за окном уже темно, а ты в ярком свете, жарко блещут люстры, пахнет вином и жареным мясом, запеченной рыбой, острыми специями, где громкая ритмичная музыка, а мы за столом с белоснежной скатертью. Женщины подают умело приготовленные заморские деликатесы, воздух пропитан ароматами дорогого вина, изысканных сигарет, французских духов и женского пота, плохо скрываемого дезодорантами…
На огромном экране идет передача из модного клуба, где тусуются звезды. Большой зал со столиками на четверых, ярко одетые и подозрительно моложавые мужчины, ослепляюще яркие женщины, а певица, томно извиваясь, как стриптизерша, поет что-то донельзя сексуальное, я не вслушиваюсь, улавливаю только томные вздохи, раньше они считались верхом неприличия, ибо распутные – женщина должна лежать под тобой молча, на певице уже и так почти нет одежды, что она еще собирается снимать, собственную кожу?
Нет, кожу оставила на месте, но зато начала имитировать коитус с воображаемым партнером. В зале за столиками заинтересовались, начали прикидывать, в какой позе невидимка ее пялит, где у него руки, что и как делает, что она вот так то стонет, то в испуге отшатывается, то снова начинает извиваться, как гадюка какая…
Барабин толкнул меня в спину.
– Круто?
– Круто, – согласился я.
– Изобретательная девица!
– Ага, – снова согласился я.
Он подумал, наблюдая за нею неотрывно, сказал раздумывающе:
– А вообще-то не она… Это ж балетмейстер, или как его там, ставил каждое движение.
– Тогда уж продюсер, – бросил реплику Демьян Константинович.
– А продюсер при чем?
– А кто всех их отбирает и нанимает?
– Продюсер только бабки вкладывает и купоны стрижет, а отбирает и нанимает директор. В крайнем случае – менеджер! Как думаешь, Слава?
Я пожал плечами.
– Ребята, мы в такие тонкости полезли… Я не знаток, просто смотрю и слушаю.
– Ну да, – сказал Костя обиженно. – В таком месте работаешь, и не знаток?
Барабин вскинул брови, а Демьян сказал рассудительно: