Я сказал невольно:
– Да при чем здесь смертельно больные? Именно здоровые станут охотно – да-да, охотно! – всобачивать, как ты говоришь, разные приспособления, чтобы стать сильнее, быстрее, здоровее…
Я поперхнулся, внезапно вспомнив свои заверения самому себе, что спорить с полуобезьянами глупо, их не переубедишь, нужно просто работать, как если бы работал в лесу и не обращал внимания на прыгающих по веткам обезьян, лемуров, белок и попугайчиков. Говорил себе, убеждал, был даже уверен, что обращать внимание не стану, а вот сорвался, заспорил, да еще так горячо, словно для меня так важно переубедить этих полуобезьян!
– Жить – значит только приготовляться к жизни, – сказал Константин с пафосом. – Если бы человек знал, как жить, он никогда бы не умер…
Все захохотали, я мрачно подумал, что Константин брякнул мудрость, даже не заметив, что именно изрек. Если бы человек в самом деле знал, что уже сейчас можно смерти избежать, то есть появился шанс, не стопроцентный, правда, но разве есть из чего выбирать, человек этот начал бы жить, вполне возможно, иначе.
Я посмотрел на колыхающиеся студни сырого мяса вокруг стола, накрытого жареным мясом, осадил себя: нет, все равно очень немногие бы стали. Из-за того, что жестокий природный отбор перестал выпалывать человечество, оставляя жизнестойкие особи, человеческая масса неудержимо разрослась за счет многочисленного биологического мусора. Все эти больные и нежизнеспособные в нормальных условиях сейчас живут припеваючи. Дают еще более больное и нежизнеспособное потомство, но хуже того – устанавливают свои законы в обществе, у нас демократия!
Люша сказал важно:
– Замечено, что те, кто делает утреннюю гимнастику, умирают гораздо реже… – Он сделал паузу и договорил: – Потому что их гораздо меньше.
Все снова захохотали, что-то этот частый хохот по любому поводу начал напоминать мне штатовский гогот за кадром. У нас есть новости с сурдопереводом для глухих, а в Штатах придумали этот подсказывающий гогот, чтобы идиоты знали, где смеяться. Но так как биологический мусор стремительно размножается везде, то гогот укоренился всюду, в том числе и у нас на центральном телевидении.
С балкона появились и сели за стол Демьян и Лариска. Я старался угадать по ее лицу, чем закончился разговор, но у Лариски по сияющему лицу восторженной куколки хрен что поймешь, а Демьян, как обычно, важен и начальственен.
– Человек, – сказал он глубокомысленно, ухватив нить дискуссии, – умирает только один раз в жизни и потому, не имея опыта, неудачно…
Лариска первой захлопала в ладоши и сказала счастливо:
– Как умно сказано! У меня даже голова закружилась!
Демьян посмотрел на нее с нежностью, все мы жаждем, чтобы нами восторгались прежде всего женщины. Все начали соглашаться, я снова подумал, что и этот прав, сам того не подозревая. Уже в трансчеловечности можно умереть и воскреснуть, снова умереть и полностью восстановиться. Так что опыт появится, появится.
– Жизнь – копейка, – провозгласил Барабин бодро, – судьба – индейка!
Я не понял, к чему такое брякнуто, но все снова заулыбались и закивали. Хотя редкая хрень, придумана каким-то полевым командиром, чтобы легче гнать солдат на убой. На самом деле те, кого гнали на убой, говорили, судя по Далю, совсем другое. Жуткой безнадегой тянет от таких слов, и видно, как не хотят умирать те, кто не брешет, а говорит правду. Но правду говорить страшно и жутко, потому и придумываются это «либо грудь в крестах, либо голова в кустах».
Люша, как бы подводя итог, сказал веско:
– Никогда и никто не согласится вставить в прекрасное тело…
– …созданное Господом Богом, – быстро вставила Василиса, в последнее время она решила, что модно носить крестик на шее и называться христианкой, – а Господь Бог знал, что делал!
Люша кивнул, но поморщился, с его фигурой можно быть только атеистом.
– Прекрасное тело, – повторил он, – созданное природой или даже Богом, неважно! Все равно мы – венец творения и вершина эволюции! А кто согласится себя изувечить? Никто и никогда не заставит меня…
Я вздохнул, сказал громко:
– Люша, я никогда тебя не прерывал, ты знаешь. Но когда такую хрень гонишь…
– Я? Хрень?
– Ты, – сказал я. – Из непонятно каких ложных предпосылок делаешь хрен знает какие выводы. Кто тебе сказал, что тебя кто-то будет заставлять вставлять в твое прекрасное тело какие-то железки? Да упаси боже! Трансгуманисты самые ярые сторонники личной свободы. Кто хочет использовать достижения технологий для расширения своих возможностей – тот делает, кто не хочет – не делает!
Он проворчал рассерженно:
– Да ну? А я считаю, что начнется нажим. И будут принуждать…
– Зачем? – удивился я. – Люша, сейчас тебя кто-нибудь принуждает получать докторскую степень? Посещать занятия аэробики? Бывать на раутах, где собирается высшее общество?..
Барабин первый врубился в комизм ситуации, вкусно и с удовольствием заржал.
– Да, Люша, будь за себя спокоен. Нас туда не позовут, это точно! Будем здесь гулять и горя не знать.
Я вежливо улыбался, кивал, а в черепе стучало: до чего же тупые, господи, неужто и я таким был? Как не понимают, что их не только тащить в бессмертие никто не будет, но даже не пустят, когда эти вот захотят туда войти!
– Извини, Люша, – сказал я вежливо, – но, когда грянет сингулярность, так зовется следующий этап развития, вся цивилизация гавкнется. Прекратит, говоря учеными словами, существование. Вся! И в первую очередь исчезнет интерес ко всей этой ерунде: картинам, древностям, египетским пирамидам, тутанхамонам, поездкам в Египет…
Лицо Люши угрожающе побагровело.
– Никогда! – заявил он патетически. – Слышишь, никогда!.. Люди будут всегда людьми! Люди, а не эти… атомные вихри! Люди не захотят ими становиться!
– Да? – переспросил я. – Ты уверен? Я вот хочу. Уверен, я не один такой.
– Ты урод! Остальные – нормальные.
Я развел руками:
– Ладно-ладно, я урод. Но когда вставлю себе микрочипы, которые никто и не заметит, смогу лазить в Инете без всякого компьютера. Одним усилием мысли! Смогу переговариваться с себе подобными через любые расстояния, смогу видеть сквозь стены, мое здоровье улучшится в сто тысяч раз… И тогда другие, кто и не хотел бы, но чтобы не отставать, вставят себе такие же…
– Да никогда!
– Уверен? Зачипизованные с легкостью выполнят любую работу, хоть физическую, хоть интеллектуальную. И вот «простые» вынуждены будут вставить чипы и себе, чтобы конкурировать. Не так ли? А дальше – больше… Одни и дальше станут заменять живые мускулы стальными канатами с удовольствием, другие – вынужденно, чтобы не остаться за бортом. И так все мясное тело станет кремниевым, а потом и вовсе силовым полем.