В то время как автомобиль Горбанева сдавал назад, в машине, стоявшей на общей парковке, молодой человек кому-то сообщил по телефону:
– Он выезжает.
– Последи, куда едет, и засеки время.
Получив задание, молодой человек, пренебрегая правилами, помчался за автомобилем Горбанева.
Услышав робкий стук, Ипполит, думая, что мама пришла доставать его по поводу семнадцатилетнего чудовища, нехотя поднялся и решительно распахнул дверь с намерением высказать матери все, что наболело, затем собраться и уехать. Так будет правильно, нельзя же сопляку позволять брать верх, да и пора им обоим очутиться лицом к лицу с трудностями, авось поумнеют. Но, увидев перед собой Милену, тотчас стушевался, ибо стоял в одних трусах:
– Извини, я не ждал тебя…
Ипполит накинул халат, завязывая пояс, наблюдал за Миленой, которая вошла без приглашения, как к себе домой, огляделась с любопытством, будто он тут живет постоянно и ей интересно, чем окружен. А это обычная комната для гостей, где только самое необходимое, как в гостинице, – шкаф, кровать, зеркало, стол, два стула, в точно такой же комнате живет она.
– Ты смущен? – заметила Милена, хотя ни разу с тех пор, как переступила порог, на него не взглянула. – Когда ты ко мне зарулил без стука, я бы не сказала, что тогда тебя что-то смущало.
Она бесцеремонно уселась на его кровать, подогнув под себя одну ногу, ее глаза остановились на картине, висевшей на стене, – луна, море, волны, посередине фрегат или шхуна. Картина бездарная, краски яркие, что раздражало Ипполита, он хотел перевесить ее на третий этаж, куда никто не заходит. С недоумением на нее смотрела и Милена.
– Думал, мать пришла, – оправдался он, закуривая, но, вспомнив, загасил сигарету. – Забыл, ты же не куришь…
– Бывает, я и пью. Дай сигаретку. – Он протянул пачку, затем щелкнул зажигалкой, закурив, она подошла ближе к морскому пейзажу на стене. – Какая жуткая картина. Стихия сама по себе ужасна, а эти оттенки синего и черного делают ее загробной и зловещей. Но уродливое привлекает не меньше, чем прекрасное. Иногда даже больше. В уродливости существует своя магия, видимо оттого, что уродство мы носим в себе. Каждый. Только его никто не видит, да и мы не всегда способны распознать его. Но если перед глазами появляется нечто ужасное, некрасивое, злое, мы подсознательно видим в этом себя, а себя не любить или отвергать нельзя…
– На картину пришла посмотреть? – съязвил Ипполит.
Внутри радостно екнуло, что ей все же наскучила аскетическая жизнь, и она пришла к нему, правда, ей сложно намекнуть ему: я готова. Но когда он приходил к ней, Милена его выставила, теперь стоило проявить выдержку и дождаться, нет… вынудить, чтоб она сама предложила себя.
А Милена обернулась, поднесла сигарету к губам, дыма вдохнула немного, тут же выпустив его сизым облаком. К глубокому разочарованию Ипполита, пришла она к нему ради… младшего брата:
– Необузданный характер Вито уже не исправить. Допустим, Раиса примет твою сторону, что было бы с ее стороны благоразумно, но тут же она потеряет младшего сына. Безвозвратно. Если твой брат в мизерной степени еще прислушивается к матери, то лишь потому, что она не давит на него, не заставляет следовать правилам, принятым во всем мире, не указывает ему. Но стоит ей указать мальчику на поведение, стоит один раз сделать замечание и… Она чувствует это на подсознательном уровне.
– Не слишком ли много мы уделяем внимания избалованному мальчишке? – раздраженно сказал Ипполит.
– Тебе не нравится эта тема, – вздохнула Милена. – Но хотя бы прислушайся к дружескому совету: не надо ставить мать перед выбором, тем более когда она еще не окрепла после смерти Арамиса.
– Полагаю, маме горькая правда пойдет на пользу, пора ей спуститься с облаков и понять, что они не одни на этой земле, придется считаться с теми, кто ходит и ездит по улицам. Ведь до чего додумался наш щенок: разбил машину только за то, что его обогнали!
– Ты намного взрослее Вито, да и матери тоже, а уступает тот, кто обладает здравомыслием. Зачем же бить в лоб? Твои слова не воспринимаются, потому что вносят дискомфорт в их привычную жизнь. Ищи другие пути, более мягкие, тактичные, иначе вы все войдете в конфликт и не выберетесь из него. В результате тебе придется отступить, тебе, а они останутся вдвоем.
– Считаешь, моя мать настолько глупа, что не сообразит, чем ее сыну грозит…
– Вовсе так не считаю, – перебила Милена. – Ты упорно не хочешь признавать обстоятельства, а они просты. На протяжении долгих лет за Раису все решал Арамис. Не знаю, изменял ли он…
– Наверняка! – хохотнул Ипполит. – С его-то самомнением!
– На семье это никак не отражалось. Семью он ставил превыше всего. Но теперь на Раису навалились чудовищные проблемы, дай ей с этим справиться, помоги, если можешь, а ты терзаешь мать. Будь хитрее, что ли. Об этом я долдоню тебе целый час!
Наконец она вышла из себя, а то он уж подумывал, Милена кукла, в которую забыли вложить программы с эмоциями. Ипполит резко привлек ее к себе, не давая опомниться, быстро произнес ничего не значащую фразу:
– Ты хорошая подруга.
Но для него фраза являлась проявителем: не оттолкнет Милена сразу, значит, действуй смелее. Она не оттолкнула, может, не успела, потому что Ипполит присосался к ее губам и не отрывался до тех пор, пока не почувствовал: Милена расслабилась. Один рывок – она на руках, пара шагов – оба на постели…
Жена Асланбека подняла глаза на часы, стрелки показывали без десяти минут одиннадцать, но вздрогнула, потому что зазвонил стационарный телефон, в такой обстановке все звуки пугают. Человек в штатском подскочил со своего места и не дал Клавдии Тарасовне, домоправительнице, взять трубку, сам схватил ее:
– Да?
– Вы кто? – раздался в трубке женский голос.
– Дежурю здесь, – сказал тот, усмехаясь. – А вы кто?
– Я мать Эльвиры. Пригласите мою дочь к телефону.
– Это вас, – сказал он Эле, протянув трубку. – Ваша мама.
Клавдия Тарасовна поспешила выхватить у него трубку, но он перевел на громкую связь, только после этого отдал. Послав ему молнии из глаз, она принесла трубку хозяйке, сидевшей в кресле, Эля заговорила тихо:
– Да, мама.
– Эля, как ты?
– Нормально. Мама, я перезвоню тебе завтра…
– Послезавтра похороны…
– Знаю, я приеду.
– Эля, Асланбек…
– Мама! Я перезвоню, сейчас не могу с тобой говорить. До свидания.
Эля нажала на кнопку и протянула трубку Клавдии Тарасовне, которая отнесла ее на базовый блок.
– А мы знаем, что ваш муж побывал у тещи, – сказал второй человек. – Так что вы зря не поговорили с матерью.