– Пожалуйста, покороче. Уже темнеет, а города я не знаю.
– Мне тоже на работу ехать… В общем, Мирону стало плохо, ему нужна операция, я зарабатываю прилично, но деньги уходят, сама понимаешь, на лекарства. Как-то Зина по секрету сказала, что деньги достанет. В общем, важные бумаги Беляева, за которые дадут очень много денег, оказались у нее! Только не дома. Она решила продать их и отдать деньги Мирону. Теперь суди, какая была у тебя сестра.
Лайма сама себе удивилась: толково, коротко, намеками, без унижений и слез изложила свою, по сути, просьбу. Ни слова лжи не произнесла… до того момента, когда неназойливо коснулась бумаг и благородного порыва Зинули.
Не было этого! Ничего Зинуля ей не обещала! А как заставить Веронику отдать эти проклятые бумажки, из-за которых погибли люди? Только создав у девушки возвышенно-святой образ сестры, заодно навесив комплекс: ты не такая. Но почему бы Веронике не стать такой, как Зина в художественных описаниях Лаймы? Это же просто: отдай то, что тебе не принадлежит, спаси жизнь.
При столь мощном моральном фундаменте совесть Лаймы даже не пикнула с протестом, мол, не стыдно врать-то? Не стыдно. Зина глубоко под землей, ей безразлична судьба наследия Беляева. И кто после этого назовет Лайму дурой? Если все же назовет, то это личные проблемы того человека.
Но Веронику не так-то легко провести, не совсем она безграмотная в юридическом плане, хотя сия наука всем наукам наука – черт обе ноги сломит, разбираясь в ней. Глядя на дивное создание, окутанное фимиамом лжи, она, прикинувшись, будто поверила, начала с несущественного вопроса:
– Когда Зина обещала тебе деньги за бумаги?
– Э… За несколько дней до убийства, я не помню точно.
– А что в тех бумагах? – Это главный вопрос, интересно, какой придуман у Лаймы ответ?
– Не знаю. От меня многое утаивали, жалели, наверное, из-за Мирона. Думаю, гектары… это какое-то очень большое поле. Может, бывшее колхозное… А может, «Сосновая роща», она принадлежала Беляеву.
– Из-за колхозного поля столько трупов? – недоумевала Вероника. Ну, хватит с нее. – Видишь ли, дорогая, чужую собственность продать невозможно. Даже умершего или погибшего, убитого человека. Если нет наследников, а наследники, как правило, находятся, собственность отходит в государственную казну, но продать, как тебе обещала Зина, ее нельзя.
– Ну… – потерялась Лайма. – Я не разбираюсь в таких делах…
– Вот именно.
Не было желания уличать ее, мол, ты маленькая лгунишка и прежде чем лопотать всякие глупости, изучи тему хотя бы в общих чертах. Вероника сняла с вешалки плащ, стала надевать его, давая понять, что остальные доводы Лайма может оставить при себе, а ей неинтересно.
– Подожди! – лгунья схватила ее за руку. – Умоляю, если тебе они попадутся… пожалуйста… помоги Мирону хоть чем-нибудь, это же жизнь человека. Твоя сестра обещала, она знала, что говорила… Если Зина сказала, что продаст, значит, это стало возможным. Я верю ей. Я верю только ей.
– Ты же сама утверждала, что Зина хранила их вне дома. Вероятно, они были у Саши, раз и ее убили.
– Нет-нет, у Сашки их не было…
Лайма осеклась: а почему, собственно, не было? Да нет, она уверена: у Сашки не могла хранить Зина такую огромную ценность. Но откуда уверенность?
Вероника ушла, а Лайма, торопливо собираясь в клуб, не могла отделаться от этих мыслей.
Ливень не утих, будто в небе образовалась пробоина размером с город, а океан расположен за тучами, теперь вода из него льется беспрепятственно, затопляя улицы. И сумерки наступили. Как бы не заблудиться.
Вероника раскрыла зонт, быстро пересекала двор, огибая лужи, и все равно ступала в воду, так что набрала полные туфли. А идти…
Внезапно с двух сторон ее схватили под руки двое мужчин, в следующий миг Вероника почувствовала, что ее ноги не касаются земли, а все вместе они движутся. Не каждого хватают и несут, а те, кого похищают, кричат одно и то же:
– Э! Э! Вы меня… куда?! Пустите! А!.. Помо…
– Заткнись, сучка! – рявкнул в ухо амбал слева.
– Если не хочешь своей кровавой юшкой захлебнуться, – добавил второй.
Вероника обмякла. Потеря ориентации, паника, перебои дыхания, тишина в грудной клетке – как будто наступила смерть, правда, остатки жизни еще теплились, поэтому не наступила полная тьма. Вдруг перед ними что-то выросло. В полумраке, к тому же лицо заливала вода, Вероника не разглядела, но ее возродила к жизни фраза:
– Отпустите девушку.
– Пошел на…
Заступник не пошел ни туда, куда послали, ни в другое интимное место, он, к радости Вероники, висевшей между двумя уродами, повторил:
– Я сказал, отпустите!
Какой хороший человек – неужели еще есть самоотверженные люди, способные вступиться за слабого? Но перевес на стороне похитителей, что один из них понял и, бросив жертву, выступил вперед:
– Кто сказал? Ты? А ты кто такой?
Едва почувствовав землю под ногами, Вероника начала отчаянно сопротивляться и получила удар в солнечное сплетение. Это даже не больно. Это хуже. Ощущение, будто тебя проткнули тупым колом, но при этом спазмы распространились по всему телу, и дыхание окончательно накрылось – ни вдохнуть, ни выдохнуть. Наступило кислородное голодание, наверное, поэтому перед глазами пошли яркие разноцветные круги. Вероника буквально повисла на руках урода, однако именно потому, что она согнулась, заметила, как в руке второго блеснула сталь. Она хотела крикнуть, но вырвался из груди сдавленный хрип вместо голоса:
– Нож… У него… нож…
Вряд ли защитник услышал предупреждение, на него шел похититель, шел уверенно, Вероника видела сквозь завесу ливня, как он замахнулся… Она зажмурилась. Терять надежду страшно, больно – больней, чем удар в солнечное сплетение. И, черт возьми, ни одного человека во дворе!
Она слышала удары и стоны, мысленно молилась всем богам о спасении, вдруг упала. Да, прямо на землю – в этом месте двора лишь голая земля и травка кое-где. Снова слышались удары, короткие вскрики, стоны…
Вероника поздно сообразила, что амбал просто-напросто выпустил ее, но как только поняла это, поползла, она отползала от дерущихся мужчин. Казалось, их здесь немерено, толпа без счета. Из-за нее?! Или тут идут разборки, в которые волею случая попала и она?
Руки погружались то в холодные лужи, то в грязь, Вероника отползла уже достаточно, чтобы встать на ноги и дать деру… Нет! Нужно вызвать милицию! Она пошарила в карманах плаща, нашла трубку…
Кто-то подхватил ее и поставил на ноги. Вероника готова была снова запаниковать, одновременно открыла рот, чтоб оглушить двор диким воплем, но знакомый голос сказал:
– Все в порядке, идем.
Голос принадлежал защитнику. Он потянул ее к выходу со двора, Вероника на слабых ногах пошла за ним, глядя на место потасовки, где валялись три человека, а еще один что-то тихо говорил, стоя над ними. Вышли на улицу, тут бы попрощаться с девушкой, а ей бы поблагодарить и дать номер телефона с намеком, мол, я не прочь встретиться, но! Вероника, почувствовав сладкий вкус свободы, еще идя за спасителем, рассыпалась в благодарностях: