– Она не моя.
– Тем более нечего за нее переживать. Кстати, Деник, ты почему не отправился в деревню общаться с народом?
– Потому что Сенькову удалось поселиться в «Сосновой роще». Никому в голову не придет, что он мент, слишком молодой.
– И ты молчал, глубокий старик?
– Ты же не говоришь, куда меня везешь.
А Ларичев решил выполнить обещание, данное Денису, и, оставив дочь Нинусю на попечение Розы, милейшей пенсионерки, направил колеса в клуб.
– Мне думается, – сказал Денис, – наши фигурантки либо свидетельницы, либо непосредственные участницы махинаций, либо жертвы мести.
– Мести? – ухмыльнулся Ларичев. – Красиво звучит, романтично и популярно: самосуд сейчас в чести. Но в моей практике месть встречалась только бытовая, без романтики: пьянка, муж приревновал жену и порезал ее с предполагаемым любовником. А любовник… смотреть не на что, к такому ревновать смешно, алкоголь отобрал у него способности к сексу. Подобных примеров могу привести с десяток. И если следовать твоей логике, то почему же Лайма жива-здорова? Почему ей не отомстили до сих пор?
Нечего было сказать Денису, он и пожал плечами. Его дело предложить версии, а жираф, которому видней, пускай отбирает, в конце концов, он отвечает за ход следствия. Между прочим, жираф Ларичев не ждет, когда ему передадут дело в прокуратуру, предпочитает участвовать в процессе – за это ему плюс. Есть и минус – он уверовал, будто умней всех, данная позиция ведет к ошибкам, иногда непоправимым.
Припарковались у клуба, тогда-то и догадался Денис, что за сюрприз приготовил Ларичев, однако не удержался от скепсиса:
– Вы, товарищ следователь, надумали посетить балаган с борделем в одной коробке? Ну-ну. Учтите, бабки здесь дерут даже за простую воду, а я не прихватил чековую книжку.
– Не ерничай, – миролюбиво хлопнул его по спине Ларичев, затем открыл дверь.
– Прошу.
Но тот заупрямился, не дал загнать себя внутрь:
– Предупреждаю, я на всю эту тусовочную свору натаскан, как собака на наркотики или тротил. Вдруг мне покажется, что там загоняют дурь…
– Вызовем группу и получим по ордену, – закончил Ларичев. – Заходи, заходи. Кто мечтал посмотреть на меня и Лайму?
Несмотря на дрянную погоду, клуб не пустовал, но и не был переполнен. Девчонки, мальчишки, дядьки, тетки – странно, что здесь смешались все масти. Впрочем, не все, дедушки и бабушки остались у телевизоров. Ларичев полагал, что будет белой вороной, ан нет. Он приободрился и выбрал столик в уголке, разумеется, темном, чтоб случайно не попасться на глаза Лайме, Денису заказал пиво, себе кофе и холодную воду. Ларичев, конечно, не с дуба упал на грешную землю, стриптизом и порно его не удивишь, но живьем, так сказать, в качестве рядового зрителя ему не приходилось наслаждаться искусством у шеста. Так ведь рейды по шалманам кто делает? Все те же: оперативники, группы быстрого реагирования, ловцы наркодилеров, а он – белая кость и голубая кровь правоохранительных органов, не царское это дело по притонам шариться. Однако и его очередь настала (без убийства, в противном случае он прибежал бы сюда), поэтому Ларичев с особым интересом следил за танцем на сцене.
Шестеро юношей и девушек топлес крутились, вертелись, сплетались и расплетались довольно красиво и пластично, слово «пошлость» не пришло на ум. Зато публика вела себя крайне пошло – улюлюкала, свистела, отпускала сальности и лезла на сцену, самых ретивых оттаскивали охранники. Особенно неприятно поразили две тетки, просто постыдно вели себя, зазывая танцоров, те с поразительным терпением продолжали исполнять неплохо поставленное действо.
– Не вижу нашей Лаймы, – разочаровался Ларичев.
– Она ж звезда здешнего балета, – с видом знатока, стало быть, свысока, сказал Денис. – Жди, скоро и ее подадут, а нет – так завтра придем. А что, мне здесь нравится. Очень! Осталось зайти в сортир и накрыть наркоту.
Язвительные слова пролетели мимо Ларичева, он наслаждался зрелищем, тогда как Денис скучал. Или делал вид, будто скучал.
Веронику трясло и от холода, и от нервного перенапряжения, она же не готовилась к судьбе великих героев, погибших за правое дело. Ей-то за что погибать? Зинка, сволочь, навертела-накрутила и перешла в мир иной, явно оставив тяжкие долги младшей сестричке.
Зинка с детства отличалась… как сейчас бы сказали… предприимчивостью! Началось все с раннего взросления и банального воровства. У соседей яблоки в саду с кулак – хочется именно их, они слаще своих, а добыть не проблема, ночью перелезла через ограду и нарвала. Восьмилетняя Вероничка с аппетитом уплетала чужие яблоки прямо в постели – правда, слаще были! А на следующий день под давлением взрослых сдала старшую, оставившую следы на заборе – комья грязи. И страдала потом. Тетка наказала Зинку жестоко, ремнем по спине и по заднице отходила на глазах у Вероники, чтоб и вторая племянница урок извлекла. Безусловно, извлекла! Задница-то чужая, а каждый удар ремня Вероничка чувствовала всей своей тонкой кожицей, словно он рвал и резал ее.
Зинке же хоть бы что! Синяки зажили, побои забылись, потребности росли. Очень хотелось и помаду, и тушь для ресниц, и колготки – мелочовка, но она чего-то стоила. У Веронички волосы с рождения завиты, старшая сестра накручивала на бумажки, внутри которых протянуты веревочки – папильотки назывались, – а мечталось иметь бигуди или абсолютную роскошь – плойку. Мечталось попробовать пиццу в забегаловке у рынка, а не поедать макароны с сахаром или жаренным на подсолнечном масле луком…
Веронику привезли к высотке, велели выходить. Затем провели через пост охраны, краем глаза она заметила вытянутое лицо охранника, который не посмел их остановить. Поднялись в лифте на восьмой этаж, потом шли длинным и пустым коридором, ее ввели в помещение, далее во второе и оставили одну. Перед ней, у стены из стекла от пола до потолка, через которое были видны городские огни в тумане, возвышался стол, по бокам (тоже у стен) стояли диваны, кресла, небольшие столики со стеклянными столешницами. Это явно кабинет, но что ей здесь делать?
И вдруг кресло у стола крутанулось, в нем сидел минотавр Петя, до этого любовавшийся ночным пейзажем города. Спинка кресла высокая, за ней его не было видно, когда он сидел спиной ко входу. Ух, как подал себя! Одет, как бюрократ высшего ранга: пиджак, галстук, рубашка наверняка модерновая, на манжетах запонки с камешками. Ему в самый раз надеть футболку и кеды… Но эффект неожиданности сработал: Вероника вытаращила глаза, да и рот открыла, гадая, какие еще сюрпризы ее ждут.
– Здравствуй, Вероника. Садись.
Не указал, куда сесть, и не удивился ее плачевно-мокрому виду. Ну, раз приглашают… Кстати, ноги не держали. Вероника еле добралась до ближнего дивана, присела с краю, на всякий случай поближе к выходу. Дрожь почему-то в тепле усилилась, хотя должно быть наоборот, и ее ничем не унять, как ни старалась Вероника. Тем временем Петя кому-то сказал без интонационных красок, наверняка не пустому пространству перед собой, куда он смотрел: