– Сколько времени, какое число и куда мне переться?

– Сейчас семь утра, сегодня двенадцатое мая, четверг. В десять совещание.

– Иди, я еще посплю.

Помощник ушел, а Сабельников повернулся на бок, собираясь соснуть часок-другой, и увидел, что зеркало разбито. Поморщился: жена приедет, как откроет хлеборезку... А он купит новый стол с зеркалом и пуфик в придачу! Тра-ля-ля – проблема решена! А как разбилось зеркало? Он наморщил лоб. Не помнил.

Сабельников снова сел в кровати. Спал он в одежде и сейчас уставился на одну ногу в туфле. Поискал глазами вторую. Она оказалась в углу, недалеко от кресла. Кресло! Вспомнил: там вчера сидел... Рощин. И зашевелились волосики на голове Николая Ефремовича. Это вчера, под градусами, он хорохорился, а сегодня страшновато стало. Чертей не боится, раскидывает их десятка по два, но призрак в натуральную величину пугал. Скажи кому, не поверят! Выдадут резюме: допился товарищ мэр до белой горячки, долой его!

– Все, больше не пью, – сказал Николай Ефремович, поднимаясь. – Ну их, эти видения, к черту. Рогатые мерзавцы еще куда ни шло, но призрак... Не пью.

Освежившись в ванной, вернулся в спальню. А Рощин из головы не выходил. «Он как настоящий был вчера, – припоминал Сабельников, – говорил чего-то. Ага, обличал! Вот на кой призраку земные дела? Потусторонних мало?» Осадок нехороший остался, страх засел где-то глубоко под кожей, внутри. Взглянув на мелко дрожащие руки, Сабельников решил, что чуть-чуть принять не помешает. Но чуть-чуть! Голова чугунная, а скоро совещание. Кстати, врачи не советуют резко бросать дурные привычки, надо постепенно, а то и умереть можно. Сабельников взял в руки вчерашнюю бутылку виски, припрятанную от жены и продажных помощников, какое-то время любовался наклейкой, предвкушая блаженство. Пропустив рюмочку, замер, чувствуя распространение приятного тепла по телу, совсем легкого, почти незаметного. Николай Ефремович пьет исключительно виски, норма – два пузырька в день. Иногда два с половиной. Но если три, он в космосе без скафандра, тогда его возвращают на землю путем медицинских процедур. Виски – это... о! Николай Ефремович поднял бутылку к глазам – там всего ничего осталось. Не хранить же каких-то пятьдесят граммов. Пропустил вторую рюмку. Теперь хватит. Убрал пустую бутылку, потянулся... А на поверхности столика среди осколков запрыгал маленький чертик с омерзительной харей.

– Привет, – недобро сказал Николай Ефремович, осторожно приближаясь к столу. – Я тебя... – Чертик не испугался, прыгал на белом листе, корча рожи. Сабельников дал нахалу в лоб, развернул лист, заглянул в него и опустился на пуфик. – А да, призрак же пригласил на свидание, и я пообещал, что придем. И как я всех козлов из списка загоню на кладбище? Вот им и повод турнуть меня в психушку. А вот им всем раз, вот им два! И призраку этому тоже. Не пойду ни за что.

Мэр потряс в воздухе фигами, но улучшенная опохмелкой память выдала новые эпизоды вчерашнего рандеву с покойником. Ким хватал за грудки, швырнул на пол, а еще угрожал! Значит, он может все! Все это жуть с кошмаром вперемешку. Богатое воображение Сабельникова рисовало картины, как его живьем пожирают Рощин и чертики. Нахаленки откусывают по кусочкам от Николая Ефремовича, смачно чавкают, раны кровоточат, ему больно. Но вот приближается Рощин, который по сравнению с чертями гигант, и зубы у него... этот вгрызется основательно. Сабельников передернул плечами от ужаса. Он постоянно начеку, не дает чертям подобраться скопом. Но если нападут все сразу, если их объединит Рощин, наступит конец. Правильно говорят: разделяй и властвуй! Но все равно не верилось в существование Рощина-привидения. Впрочем, раз существуют черти, почему покойник не может подняться из могилы? Логично? Логично!

– Мне что, одному страдать? – справедливо возмутился Сабельников.

Весь день он придумывал, каким образом заманить перечисленных в списке на кладбище.

4

Явившись на службу, распорядился вызвать к нему всех из списка Рощина к концу рабочего дня. Подходило время, Сабельников нервничал и, само собой, укреплял нервную систему виски. Пропорционально выпитому черти не только росли в размерах, но и становилось их больше числом. Николай Ефремович делился с ними вслух кое-какими мыслями по поводу предстоящего похода на кладбище, а те безобразничали пуще прежнего. Тогда разгневанный мэр, не получив ожидаемых советов, разгонял их чем придется по кабинету, задумывался, снова тянулся к шкафу, где стояла родимая бутылка. Правда, нахаленки оставались всего-то с рюмку ростом, не атаковали. Значит, Николай Ефремович пока держится в приличной форме. Когда черти становятся как поллитровая бутылка, тогда он сам знает, что грань переступил, а когда с бутылку из-под шампанского вырастают, значит, уже в нулях, но еще при памяти. Так что на момент прибытия лиц из списка мэр вполне соответствовал стандарту трезвенника.

И вот ему доложили, что вызванные в приемной. Сабельников принял важный вид, отдал команду впустить их в кабинет и зорко наблюдал, как входят названные лица.

Ежов бодро, с видом «не подходи, а то укушу» устроился на стуле поближе к мэру: мол, я – твоя правая рука. Лик подобрел, когда подобострастно уставился на шефа. «А сам спихнуть меня мечтает, – подумал Сабельников с обидой, – и уверен, что я не в курсе. Выкормил из своих рук эту скотину».

Бражник буркнул приветствие и уселся в кресло в дальнем углу. Ну этот обижен властями, губенки поджал, рожу отвернул. Внутри Николая Ефремовича настолько всколыхнулось негодование, что он даже позволил чертику уцепиться за галстук. Нет, вдуматься: Бражник покусился на трон мэра, подло предал за должность друга и хотел, чтоб с ним считались! «Да твое выступление в суде оказалось решающим, тебя Рощин должен больше всех ненавидеть, а приходит ко мне с того света!» – едва не вырвалось у Сабельникова.

Но тут вошел Хрусталев. Всклокоченный, со страдальческой миной, бегающими глазенками, точно подлость какую-нибудь только что совершил, а теперь боится разоблачения.

Следом в кабинете появился Фоменко – свой в доску и пренебрежителен к остальным. С этим сундуком денег лучше дружбу водить.

Медведкин шаркающей походкой, ссутулившись, подошел к стулу у стола. Ну, как доской прибитый! Сел поодаль ото всех. Он всегда держится особняком, чтобы Сабельников не подумал ненароком, будто он примкнул к одной из партий.

О, Зиночка... вся из себя королева... полей кукурузных. Зиночка всегда готова и юбку поднять, и подножку подставить – в зависимости от выгоды. «С кем я работаю!» – подумал Сабельников, отхлебывая из бутылки якобы минералку, но на самом деле перед приходом гостей он налил туда виски.

Чертикам на столе, видимо, тоже не по нраву пришлись вошедшие, потому что они и развернулись к ним хвостиками, а лицом к Сабельникову, не дрыгали ножками, а сели рядком штук семь и с жалостью глядели на подопечного. «Вон эти и то понимают, глядеть на моих уродов не могут и мне сочувствуют, – продолжал внутренний монолог Сабельников. – Хоть эти с истинным лицом. А мои... ух и шкуры!»