– Да, влипли мы, – нахмурился Фоменко. – Ножницы. С одной стороны, некто под именем Ким почему-то не боится нас, с другой стороны – нам грозит слава умалишенных. Наши противники не преминут воспользоваться такой ситуацией.

– Что до меня, – вздохнул Хрусталев, – мне тоже не очень хочется... туда идти...

За ним раскрыла сумочку Зина, достала свою «игрушку»:

– А мне просто интересно посмотреть на этот цирк.

Сабельников положил пистолет пред собой на стол. Хрусталев, безнадежно махнув рукой, достал свой. Все посмотрели на Ежова, тот беспричинно надулся:

– Мой в кабинете. Не разгуливать же мне по администрации с оружием.

– Ну а вы? – обратился Сабельников к Медведкину и Бражнику.

– А у нас нет, – ехидно показал ладони Геннадий Павлович. – Нам, кроме покойника, бояться некого и нечего, поэтому оружием не запаслись.

– Это намек? – надменно спросил Ежов, приподняв одну бровь. – Мы, значит, должны бояться всех, не так ли?

– Это факт, – огрызнулся Бражник, – а он вещь упрямая. Вы же ходите с оружием? Следовательно, вам есть кого опасаться.

– Остановись, – плаксиво бросил ему Медведкин. – Давайте в мире дождемся ночи. Ей-богу, так хочется, чтоб все по-хорошему было. Не думать, что твои слова превратно истолкуют, не путаться в подводных течениях, когда разговариваешь, не высчитывать ходы вперед и назад... Давайте говорить прямо и просто, без задних мыслей, а? Неужели это трудно?

Речь Медведкина, отдающая плакатным душком, пролетела мимо Сабельникова. Он проверял прицел – брал на мушку нахаленка, повисшего на карнизе. Николай Ефремович за время длительного совета протрезвел, и чертики уменьшились. И в числе, и в размере. Невдомек только ему было, почему черти именно зеленого цвета?..

5

К кладбищу прибыли на двух машинах в половине двенадцатого. Вышли. Постояли в нерешительности, собираясь с духом. В кабинете был и свет и стены, то есть видимая защита от пришельца с того света, а кладбище покрыто мглой, оттуда тянуло могильным холодом, кое-где видневшиеся надгробия из белого камня казались призраками. Редкие фонари вдоль аллеи бросали желтые пятна на землю, да зловеще шуршала листва.

В начале двадцатого века кладбищем завершалась черта города, теперь же оно находится практически в центре, окруженное девятиэтажками вперемежку с домами частного сектора. Кладбище заросло кустарниками, деревьями, сорняками в человеческий рост. Здесь существуют захоронения, сделанные более двухсот лет назад. Плющ с диким виноградом оплели каменные плиты и надгробия. Кладбище посещают приезжие, потому что здесь стоит великолепная старинная церковь, имеется множество памятников – скульптурных фигур, высеченных из камня, среди которых есть привезенные из самой Италии. И похоже теперь кладбище больше на парк, тихий парк для вдумчивых прогулок. А еще сюда приезжают паломники – поклониться святым, захороненным здесь же. Однако ночью кладбище привлекает только бомжей, которые находят убежище в древних часовнях и склепах.

Каждого из семерки проняла дрожь перед воротами кладбища. Даже Зина жалась поближе к мужчинам, а она женщина из бетона. Никто не решался сделать первый шаг. Свидание назначено в глубине, а пространство последнего приюта давно ушедших из мира горожан огромно, следовательно, предстояло идти лавируя среди могил. От одной мысли об этом прибывших на назначенное ночное рандеву невольно оторопь брала. Из глубины подсознания всплывали животные страхи, рожденные преданиями.

Ежов сдавленно пробормотал:

– А если там засада?

– Мы, в конце концов, мужики, – сказал Фоменко, вглядываясь в таинственную темень и вынимая пистолет. – Идемте, черт возьми, я всех живых и мертвых перестреляю.

Безоружным Бражнику и Медведкину было поручено освещать путь фонарями, предусмотрительно взятыми в белом доме городской администрации. Итак, закончив подготовку, семь человек зачем-то подняли воротники плащей и пиджаков и, несмело переступив границу кладбища, вдруг разом попятились. Со всех сторон одновременно раздались шорохи! Словно сонный мир встрепенулся. Несколько секунд спустя шорохи прекратились.

– Кошки, – определил Бражник. Потом, следуя по аллее, он обратился к Сабельникову, и голос его притом приобрел тошнотворно-сладкую окраску: – А не ответите ли мне, любезнейший господин мэр, отчего на вверенном вашему попечению кладбище горит всего два фонаря, да и то, как я понял, у церкви?

– Зачем на кладбище жечь электричество? – искренне удивился мэр. – Мертвецам оно не нужно, а нормальным людям тут по ночам делать нечего.

– Ну, это как сказать... – оскалился Бражник, – мы вот, например, вполне нормальные, однако решили прогуляться по погосту и попали в сплошную темень. Эдак недолго и ноги переломать. Вы уж позаботьтесь, господин мэр, об освещении данного объекта. Вдруг еще кому-нибудь назначит свидание представитель того света.

– Гена, охота тебе на рожон лезть? – тихонько спросил Медведкин, но Бражник проигнорировал слова друга.

– А в двенадцать наступит тринадцатое число и пятница, – как бы между прочим сказал Хрусталев. Даже в темноте он имел бледный вид.

– И что из того? – затравленно озиралась по сторонам Зина.

– Сатанинское число и день, – пояснил Матвей Фомич вибрирующим голосом. – Нечисть всякая выползает наружу. Ведьмы там и вампиры... Их здесь, наверное, множество...

– Бредятина, – сплюнул Ежов. – Надо вернуться, пока не поздно. Мы образованные люди, а попались на удочку. Наверняка нас на понт берет преступная группировка.

– Что, очко играет? – ухмыльнулся Бражник.

– Ты кому это говоришь? – взбесился Ежов.

– Вам, Валентин Захарович, вам, – полез в бутылку Бражник.

– Цыц! – гаркнул Сабельников, стараясь не выдавать, насколько ему не по себе. – Хватит собачиться! Раз уж мы здесь, то пошли. Уверяю вас, это не так страшно, как вы себе представляете.

– Вы на чертей намекаете, которых гоняете? – задирался Бражник. Про чертей знали все, о чем не догадывался Николай Ефремович.

– Слушай... – Сабельников вплотную приблизился к нему, стал чуть ли не нос к носу, – ты меня доведешь, что я от тебя мокрого места не оставлю.

– Уже не оставили, – огрызнулся Бражник. – Меня по вашей милости на работу никуда не берут, кроме как ночным сторожем. Мне терять нечего.

– Ой, да будет прибедняться, – подал голос Ежов. – У тебя, Геннадий Павлович, два предприятия, записанные на жену, но руководишь-то ими ты. В них и деньги вложил, украденные у Рощина, так? Нам же все известно.

– Сказал самый честный человек в городе... – саркастически подметил Бражник.

– Гена, перестань, прошу тебя, – взмолился Медведкин и обратился ко всем: – Ну почему нельзя быть нормальными людьми? Хоть раз в жизни?

– Выходит, мы не нормальные? – зло воскликнула Зина.