Вздыхая и охая, Васильич подошел к джипу, приоткрыл дверцу, а возлежащий сразу на двух сиденьях Радж угрожающе зарычал. Васильич сразу захлопнул дверцу:
– А, чтоб тебя! Пес окаянный! Ребята, помогите втолкнуть в гараж. Радж не пускает за руль. Ну и пусть сидит там без ужина.
Втроем вкатили джип в гараж, заперли и ушли в дом.
Кутузка пустовала. Да, в это время года здесь не толпится народ. Вот в курортное время, когда сюда наезжает полным-полно всякого сброда, места в кутузке лишь стоячие. Каракуль расположился в углу на полу. В противоположном отдыхал неизвестный хмырь с пропитой рожей, сняв стоптанные ботинки. Вонь от его дырявых носков заполнила каземат, распространилась по коридору – не продохнуть. Когда Каракуля вели сюда, он примечал все до мелочей: сколько ступенек, сколько шагов до поворота, какая охрана, где и как расположены двери. Однако вряд ли отсюда вырвешься. Впрочем, чем черт не шутит, когда бог спит.
Ночь провел практически без сна, так, забывался ненадолго. Не нравился ему поворот событий, не понимал, что происходит, но, раз попал сюда, значит, дело завернулось круто. Переживал за Антона – нашли его или нет? А ведь, прояви Каракуль бдительность, соберись заранее, был бы уже далеко от этого райского места. Кто же его сюда запихнул?
Утром проснулся от лязгающих запоров. Мент выкрикнул:
– Быкин, на выход. Лицом к стене! Стоять!
Второй надел наручники. Вновь Каракуль примечал все, что встречалось на пути. А ментовка маленькая, обшарпанная, всего два поворота, и коридоры не длинные. В дежурной части сидел лейтенант, на входе стоял мент с автоматом. Посадили в ментовозку – так в народе прозвали милицейскую машину – и повезли в прокуратуру. Ввели Каракуля в скромную комнату с выбеленными стенами, где за столом сидел знакомый следователь Артем Игоревич. Сева подпирал плечом стену, был здесь и Руслан. Предложили присесть.
– А на допросах не положено снимать наручники? – поинтересовался Каракуль.
– Обойдешься, – бросил Сева.
– У нас только надевают наручники, – промолвил Руслан, перебирая листы бумаги.
Артем метнул в них строгий взгляд, начал допрос:
– Вы обвиняетесь по статье сто тридцать один. Восемнадцатого апреля в доме Алекса после его похорон вы изнасиловали домработницу Лию Дудину.
– От нее поступило заявление? – спросил Каракуль.
– Нет. – Артема не удивила подкованность задержанного. Те, кто связан с преступным миром, основательно изучают на досуге законодательство, а уж Уголовно-процессуальный кодекс – их настольная книга.
– А на основании чего меня задержали? – спросил Каракуль.
– Нам прислали видеокассету с записью акта насилия. Хотите взглянуть?
– Да не прочь, – неопределенно пожал тот плечами.
– Включи-ка, – попросил Артем Севу. Когда он подготавливал телевизор к просмотру, Артем будто невзначай поинтересовался: – Что за следы у вас на щеке?
– Кошка, – ответил Каракуль, затем уставился на экран.
Да, кино не для слабонервных, самому противно. Сева вообще отвернулся, Руслан изучал обвиняемого исподлобья, внимательно следил за ним и Артем. А Каракуль не сводил глаз с экрана, при этом лицо его оставалось бесстрастным. Мысленно он вычислял, кто и зачем отдал кассету легавым. Когда запись закончилась, Артем продолжил допрос:
– Вы и сейчас будете отрицать, что не совершили акт насилия?
– Я пока еще ничего не отрицал, – посмотрел на него Каракуль без паники, страха и дрожи, что в его случае было бы вполне закономерно. – А вам не пришло в голову, что мы с ней так занимаемся любовью?
– И вы всегда рвете на ней одежду?
– А потом покупаю. Нам так нравится.
– А царапины? На пленке зафиксировано, как она вас царапала, отбиваясь.
– От страсти.
– И плакала от страсти? Оскорбляла вас?
– Именно.
Артем откинулся на спинку стула, сверлил взглядом Каракуля, который оставался на удивление спокойным, даже легкой нервозности не наблюдалось.
– Мы с вами беседовали примерно месяц назад, – напомнил Артем. – Вы говорили, что находились при Алексе постоянно. И в день, когда в него выстрелили, вы тоже были с ним...
– Не с ним. У кладбища, – поправил Каракуль.
– Я знаю. Еще с вами были два человека. Убийца точно знал день и час, когда Алекс пойдет на кладбище, наверняка пришел туда раньше его. Скажите, не приходила мысль, что Алекса кто-то сдал из своих? То есть назвал заказчику время прибытия на кладбище?
– Тогда не приходила, сейчас я думаю, что именно так и было.
– И вы кого-то конкретно подозреваете?
– Конкретно нет. Вы думаете, что это я сдал его?
– Нет. Я узнавал, вы были преданы ему. Один раз благодаря вам не состоялось покушение на него. И вообще, вас характеризуют с положительной стороны телохранители и водитель Алекса, я вчера имел с ними беседу. Только мне странно, что положительный человек изнасиловал девушку.
– А что по поводу насилия говорит охрана? – с видимым равнодушием спросил Каракуль.
– Ничего. Они об этом ничего не знают, но, я думаю, врут.
– Вот видите, не знают. Потому что не было изнасилования.
– А запись есть. Кто-то снял этот факт, отдал нам. Хорошо, допустим, у вас стиль такой – заниматься сексом с насилием. Но нам стало известно, что из сейфа Алекса похитили документацию. Что вам об этом известно?
– Ничего, – невозмутимо соврал Каракуль.
– И вы насиловали Лию, чтобы она отдала бумаги, – продолжил Артем.
– Сделайте очную ставку с тем человеком, кто вам это рассказал.
– Значит, вы все отрицаете?
– Ну, так выходит, – опять пожал плечами Каракуль.
– Вы ведь воевали, были отмечены наградами. Как вас занесло в... такой переплет?
– Работа у меня такая. – И Каракуль пристально уставился на Артема. – Короче, должно быть ее заявление, без него ваша запись – тьфу.
– Ошибаешься, – хмуро сказал Руслан, писавший протокол допроса. – Есть кассета, и дело мы можем завести без пострадавшей стороны.
– Что ж, на сегодня достаточно. – Артем протянул Каракулю исписанные листы. – Прочтите и распишитесь.
Каракуль внимательно читал, но вот оторвался от листа:
– Здесь ничего не сказано о документах из сейфа, – и посмотрел на Руслана абсолютно без выражения. – Ну ладно, подпишу.
Каракуль положил лист на стол Артема, долго пристраивал руки в наручниках, но все-таки подписал. Его увели.
– Артем, так не делают, – угрюмо произнес Руслан и вдруг взорвался: – Мы же договорились, что ни слова о моем источнике.