– Вы только посмотрите, Надежда Николаевна! Я его тяну, а он не хочет! – жаловалась она. – И это в день седьмого ноября! Это ж... форменное наплевательство на самое святое – на революцию! И это в такой день!
И Надежда Николаевна, мягко улыбаясь, подталкивала Левина к Люське:
– И в самом деле, Женя, чего упираться? Идите да танцуйте, пока молодые. Моему вон сколько годков уж, а все еще не угомонится – так и тянет меня на каждый вальс.
– Так это же хорошо! – восхищался Левин.
– Да чего уж хорошего? – удивлялась женщина. – Он этих вальсов отродясь плясать не умел, вот только по ногам мне прыгает. А в ем же весу-то немало – потаскай-ка такого!
А Лину между тем завоевывал Леша Пескарев. Он просто не давал ей проходу. А в один из моментов, когда она вышла на крыльцо подышать свежим, морозным воздухом, выскочил следом и с ходу кинулся целовать.
– Да ты сдурел, что ли?! – отшвырнула его от себя Лина. – Дикарь какой-то!
– А чего такого-то? – хлопал глазами тот. – Ты ж сама... специально вышла!
Конечно, Лина вышла не просто так, она ждала, что выйдет... ну неважно кто! Но совсем не Леша!
И он вышел. Заметив взъерошенного Пескарева и Лину, поправляющую волосы, Левин остолбенел:
– Ага... – растерянно пробормотал он. – Вот так, да?
– Да ничего не «вот так»! – накинулась на него Лина. – Пока ты там со своей Люськой танцы-обжиманцы устраиваешь, меня тут... меня тут... достали уже! А я !.. А у меня... а у меня нога, если ты еще помнишь!!
Левин медленно обернулся к Леше Пескареву:
– Леша, ты больше к этой женщине не подходи, поссоримся.
– Да ну я не знаю! – хлопнул себя по бокам Леша в бурном расстройстве. – А к кому тогда подходить-то?
– Здесь столько краснощеких девчонок, гуляй, Леша, – проникновенно произнес Левин и взял его за пуговицу. – А с этой тетенькой я тебе не разрешаю гулять. Не рекомендую. Настоятельно.
Пескарев плюнул себе под ноги и вошел в клуб, хлопнув дверью.
– Сам ты тетенька, – буркнула Лина, отводя глаза. – И вообще... что мы все пляшем да пляшем, пусть лучше Машка споет.
Однако Марье спеть не удалось. Как-то неожиданно выяснилось, что Левин – известный ветеринар, и развеселых сельчан будто в одно мгновение подменили. У них тут же оказалась к нему целая куча просьб.
– Милок, давай ко мне сбегаем, а? – повисла на руке Левина тучная тетка, едва Лина с Евгением вернулись в клуб. – У меня Матрена на сносях, а самой чего-то недужится. Уж такая квелая. Поглядел бы, а?
– Какую Матрену поглядел? – захлопал глазами Левин.
– Так свинью мою! – объясняла тетка. – Я же говорю – опоросится вот-вот, а сама какая-то нерадостная!
– Так чего радоваться-то? Ей же не к пляскам готовиться. Понимает... Здорова ваша Матрена, просто... серьезно к этому делу относится, думает... – никак не хотел идти к Матрене Левин.
– Чего уж там думать! Пойдем, глянешь!
– Да погоди ты, Филипповна, со своей Матреной! – прорвался к Левину хлипкий мужичок. – У меня вон корова... я ить в этом годе корову купил, да не абы какую, породистую! Дорогушшая, стервь, попалась! А у ей молока нет!
– Ха! А говорил, что она по два ведра в день дает!
– Так это другая корова!
– А чего ж ты мне энту-то всунуть хотел?! Ишо и стоко денег просил!!
– Да отвали ты!.. Слышь, парень, давай ко мне, корову-то чего теперь: резать иль, может, како лекарство?
– Меня пустите! Меня! Слышь, паренек, а ты курей не лечишь? Я все думаю, иль у их птичий грипп, иль так просто дохнут, заразы!
– Они не так, они у тебя от голода дохнут! Ты б им за неделю-то хошь бы горстку зерна бросила!
– А ты не лезь, я со спецьялистом беседую!
И тут со «спецьялистом» случилось нечто странное – он вдруг стал стремительно заваливаться на бок, а потом и вовсе сполз по стене, и даже дыхание у него прекратилось.
– Погодь, милок, я ишо не договорил... – упрямо лез со своей коровой мужичок. – Да погоди ты глаза закатывать!
– Женя! Женька! – первой очнулась Лина. – Да отойдите вы все! Не видите, плохо ему! Врача!
– Что с ним? – тут же подлетел Круглов.
– Голову ему поднимите, – командовала Марья. – У кого есть аппарат искусственного дыхания?
Селяне молча переглянулись.
– А доильный аппарат не подойдет? – осторожно спросила молоденькая, пышногрудая девушка.
– Ты уж, Верка, совсем! – зашикали на нее со всех сторон. – Кого там доить-то? Это тебе не коза какая! И даже не козел! Нормальный мужик!
Лина расстегнула рубашку, припала к груди Левина, пытаясь услышать сердцебиение. Услышала, а что дальше делать?
Нормальный мужик наконец открыл глаза и слабым голосом спросил:
– Где я?
– Ой, господи, все обошлось, – с облегчением выдохнула Лина. – Ты как?
– А что со мной было-то? – наивно хлопал глазами Левин.
Лина пожала плечами:
– Может, перенервничал? Тебе сейчас нужен покой. Саша! Круглов, мы, наверное, пойдем...
– И мы тоже, – поддержала ее Марья. – Нам вставать завтра рано.
Люсенька никуда идти не хотела, но по опыту знала: сейчас ее желание вовсе не является решающим. И хоть отпускать веселую компанию не хотели, все пятеро попрощались и направились к Кругловым.
Мать Александра постелила всем в одной комнате. А сами они с отцом расположились в другой, поменьше. Но поскольку в комнате было только три спальных места: большущий старый диван, широкая кровать с железными спинками и узенькое кресло-кровать, то и разлеглись путешественники следующим образом: Круглов с Левиным на диване, Марья с Линой на кровати, и только Люсенька самая первая прыгнула в кресло-кровать, чтоб спать с полным комфортом в одиночестве. Казалось, путники так устали, что сон сломит их, едва они доберутся до подушек, но не тут-то было. Стоило выключить свет, как сон куда-то испарился.
– Лина... – первым зашипел на всю комнату Левин. – Ты ногу подальше от Марьи укладывай. Ночью она тебя запросто придавит.
– Чего это я придавлю? – возмутилась Машка. – Я вообще сплю, как мышь!..
– Как спящая царевна: без поцелуя не добудишься, – фыркнула Лина.
– Да нет, еще мат помогает, – совершенно серьезно вспомнила Люська. – Я вот тоже не просыпаюсь, пока... пока не надоест. Сплю и сплю... А вообще, у меня бабушка, она недоу... экстрасенсом была, так она меня научила, как сны разгадывать. А еще у сонного все, что угодно, спросить можно!
– Спросить-то можно, да только кто же тебе ответит? – пробурчала Марья.