– Значит, он выпил лимонад… – бормотал Зимородков. – Вот как… Где он сидел?
Митрофанов молча показал ему на пустое место справа от себя.
– Та-ак… Значит, вот его тарелка… – И тут следователь нахмурился, увидев возле тарелки Ромашкина почти полный бокал лимонада. – А это еще что?
Художник несколько раз лихорадочно кивнул головой.
– Вот это я и пытался вам сказать… Он случайно взял мой бокал.
* * *
Евгений Полонский замер на месте. Даже Муся, услышав слова Митрофанова, умолкла и с ужасом уставилась на него.
– Вы хотите сказать, – с расстановкой проговорил Зимородков, – что покой… что Алексей Ромашкин случайно выпил лимонад из вашего бокала?
– Да-да-да! – простонал Митрофанов. – Но, господи, что же это такое? Я не понимаю!
Зимородков и Амалия обменялись быстрыми взглядами. Дело начало приобретать совершенно другой оборот. Если Алеша был отравлен – а в том, что это именно так, ни Амалия, ни ее друг больше не сомневались, – то получалось, что он погиб по ошибке. А настоящей жертвой должен был стать не кто иной, как Павел Семенович Митрофанов. Тот самый Митрофанов, чьи картины до того уничтожил неизвестный одержимый.
– Дамы и господа, – начал Саша, – прошу вашего внимания. В связи с тем, что на наших глазах только что произошло убийство, будет начато следствие. Поэтому я убедительно прошу вас перейти в соседнюю комнату, чтобы я мог тщательно изучить место преступления. На всякий случай напоминаю вам о том, что никто из присутствующих не может покинуть Ясенево без особого разрешения следователя. – Он замялся, а потом прибавил: – Я прошу вас отнестись к моей просьбе с пониманием и не забывать, что потерпевший был вашим другом. Установить, кто его убил, как раз и является задачей следствия. Это все, дамы и господа, что я хотел сказать.
Дельфина Ренар, стоя у двери, спрашивала по-французски, что такого только что сказал месье Александр. Орест перевел ей его слова.
– Хорошо, – сказал Евгений. – Мы… мы будем в соседней комнате. Как только понадобится наша помощь, зовите нас, Александр Богданович. Мы будем только рады, если вы… – Он не договорил и опустил глаза.
Присутствующие друг за другом потянулись к выходу. Орест увел всхлипывающую Мусю, за ним последовали граф Евгений, слуги и Дельфина Ренар, утирающая платочком глаза.
– Амалия Константиновна, – окликнул Саша девушку, – вы, пожалуйста, останьтесь. И вы, Павел Семенович, тоже. Мне необходимо с вами поговорить.
– Знаете, любезнейший, – высокомерно сказал художник, – я не думаю, что у вас есть полномочия вести это дело.
Он стоял возле стола, заложив руки в карманы. На тело Алеши Ромашкина Митрофанов не смотрел.
– Послушайте, Павел Семенович… – начал Зимородков.
Но тот перебил его:
– Здесь не ваш участок, и вы не имеете права здесь распоряжаться. Я согласен, что, может быть, произошло убийство и необходимо следствие. Но для начала следует все-таки убедиться, что убийство действительно имело место. Вот когда факт убийства будет неопровержимо установлен, я с удовольствием побеседую с тем, кто имеет право на мою откровенность. А с вами мне разговаривать совершенно не о чем.
– Но, Павел Семенович, – взмолилась Амалия, – вы же своими глазами все видели, и яд был в вашем бокале! Какие еще доказательства вам нужны?
– Я ценю вашу преданность своим друзьям, мадемуазель, – с поклоном ответил Митрофанов. – Но еще выше я ценю закон. А посему – позвольте пожелать вам всего доброго. Если я понадоблюсь, я в своей комнате. Можете не волноваться, покидать Ясенево я не намерен.
Он вышел, тщательно прикрыв за собой дверь.
– До чего же неприятный тип! – вырвалось у Амалии.
– Не сердитесь на него, Амалия Константиновна, – примирительно промолвил Саша. – В сущности, он совершенно прав: у меня нет никаких полномочий вести это дело.
– Но он же должен понимать, что речь идет о его жизни! – кипятилась Амалия. – О чем он думает, в конце концов?
– Не знаю, – безнадежно сказал Зимородков. – Все так запуталось. Но кое-что начинает проясняться.
– Что именно? – насторожилась Амалия, вспомнив о неожиданном появлении в усадьбе говорливой француженки. – Это Дельфина Ренар вам что-то сказала?
Зимородков поглядел на нее и отвернулся.
– Саша, миленький! – взмолилась Амалия. – Ведь я же имею право знать, в конце концов! Что она вам сказала?
– Мне и самому трудно в это поверить… – медленно заговорил следователь, – да и она, впрочем, тоже не убеждена… Вы, конечно, помните то купание, которое чуть не стоило вам жизни. – Амалия кивнула, во все глаза глядя на него. – Так вот, когда Дельфина Ренар поняла, что кто-то хотел вас утопить, она крепко задумалась. И ей кажется… поймите, она ни в чем не уверена… но ведь она первая заметила, что с вами что-то неладно, и позвала на помощь. Так вот: вспомнила, что рядом с вами был кто-то в синем купальном костюме. А в тот день синий купальный костюм был только на одном человеке. На Изабелле Антоновне Олонецкой.
Признаться, Амалия ждала чего угодно, только не этого. Изабелла Антоновна, которую она едва знала и с которой перекинулась от силы десятком фраз, хладнокровно топила ее, Амалию? Но зачем?
– Нет, не может быть! – вырвалось у Амалии. – Наверняка Дельфина что-то напутала. Мало ли что могло ей показаться!
Зимородков поморщился.
– Однако граф Полонский, – негромко заметил он, – говорил мне, что сразу же после того, как они с Орестом вытащили вас из воды, Олонецкая пыталась представить дело таким образом, будто вы чуть не утонули по собственной вине.
Амалия вздрогнула. Неужели?..
– Она сказала что-то вроде: «Стоит ли лезть в воду, не умея плавать?» – проговорила она.
– А Орест прибавил, что у госпожи Олонецкой был очень недовольный вид, когда вы открыли глаза и стало ясно, что вы живы, – мягким голосом ввернул следователь. – Возможно, это лишь ему показалось, но давайте смотреть фактам в лицо. В воде, кроме вас, было всего четверо человек: Муся, затем ваша горничная, мадам Ренар и Изабелла Антоновна. Муся и горничная в качестве подозреваемых отпадают, стало быть, остаются всего двое. Из них мадам Ренар была тем человеком, кто заметил, что с вами что-то неладно, и позвал на помощь. Стало быть, отпадает и она. Стало быть…
– Но я ничего не понимаю! – воскликнула Амалия. – Если она пыталась меня убить, то… должна же быть какая-то причина, в конце концов! Это все глупо, глупо, глупо!
– Амалия Константиновна, – Зимородков поднял руку. – Не будем делать поспешных выводов. Давайте поступим так. Расспросите для начала Мусю и Дашу, что они помнят о госпоже Олонецкой. Я имею в виду то купание: где она находилась, что делала и так далее. Возможно, вы правы, и мадам Ренар просто-напросто дала чрезмерную волю фантазии. Я же, со своей стороны, постараюсь вызвать эту даму на официальный разговор.