Свет лампы предательски ослепил на мгновение глаза.
— Известно где — в аду. Я уж сто раз вашему товарищу говорил. Сжег их демон-то. Сколько еще вам объяснять? И уберите вашу дурацкую лампу. Пусть мне чаю лучше сделают. С сахаром. Я могу еще раз все рассказать, хоть по минутам. Всего-то двенадцать часов Димон здесь пробыл.
— Хорошо, Следак. Эй, за дверями! Пусть нам два чая принесут. Один не горячий и с трубочкой коктейльной. Видишь, Следак, какой я гуманный? Ты людей похищаешь и про демона сказки рассказываешь, а я тебя чаем пою. За лампу извини — привычка.
— Привычка. Ха! Людям не верить — тоже привычка? Я такой же когда-то был, теперь во все поверю.
— Олег, так ведь тебя, наверное, мама называла? Я понимаю — ты болен. Я ведь не простой следователь, а по особо важным делам. Меня сюда не зря из Москвы прислали, с самыми тяжелыми маньяками работал. С полными безумцами общий язык находил. И с тобой найду. Ты — наша единственная зацепка. Надежда на то, что все похищенные живы. И если так нужно, я готов с тобой тут сутками сидеть и твои истории слушать. Только я одного не понимаю: ты же алкоголик, а не буйнопомешанный, чего ты к этому демону привязался? Может, нам небольшой экскурс в твою биографию совершить, Покопаться там? Может, мы тебя от демона-то и избавим. Ты не против?
— Иногда я верю вам всем. Я ведь и вправду душевнобольной и первый раз в дурку с белой горячкой совершенно справедливо попал. У меня времени много. Пока Димон за мной не придет, я совершенно свободен. Так что давайте, Аркадий Иванович, избавляйте меня от чего сможете. Вдруг получится. Только нет никаких людей похищенных, даже исчезнувших нет. Есть испепеленные адским пламенем меча его да праведным огнем глаз его. Да и не люди вовсе — нечисть страшная, зла приспешники.
— Ну вот опять высокий слог пошел. Только теперь былинный. Что, думаешь, мы пепел на анализы не отправляли? Вплоть до атомов разогнали — нет там следов органики. Что сгорело, непонятно.
— Немудрено. В адском огне всё сгорает без следа.
Дверь бесшумно отворилась, и в нее протиснулся двухметровый санитар с тяжелым подбородком и скошенным лбом. В руках санитара позвякивали два стакана чая в латунных подстаканниках с советскими пентаклями. В одном стакане бренчала чайная ложка, а в другом торчала пластмассовая трубочка.
— Попои-ка, мил брат, нашего красавца, — распорядился Седой, — а я буду чаевничать и напоминать тебе, Следак, про жизнь твою прошлую, чтоб помочь зацепиться за ее реалии.
Гигант-санитар брезгливо протянул свою бесконечную лапищу почти через всю комнату, и коктейльная трубочка оказалась во рту Следака. Одним глотком он высосал сладкую жидкость и прикрыл глаза от удовольствия.
— Ого, — сказал Седой, — может, тебя покормить, Следак?
— Нет, пока не надо. А то засну сразу. А я про себя послушать хочу. Давно мне про меня не рассказывали.
— Хорошо. Слушай. Если совру что, поправляй. Ну, про детство и про маму пропустим. Не фрейдист я, извини. Про пластину в голове особо не будем вспоминать. Титан — металл благородный. Вряд ли он тебе рассудок попортил. Из армии на тебя характеристика хорошая пришла.
— Еще бы!
— Ну вот. Пришел ты из армии в родной Черняевск и через месяц мать похоронил. Сгорела от рака за полгода. Пошла у тебя жизнь гулящая. Квартира пустая, друзей полно. Девки все твои. Пошел сторожем работать в кафе кооперативное, сутки через двое. Два дня бухал, потом дежурил, потом опять бухал. А чего ж не пить, когда здоровье есть, а перспектив в родном городе маловато. Не в братву же идти, как часть бывших друзей, и не в «бузинсмены»: не лежало сердце к торговле. Бухать и патлами под металл трясти куда как приятнее. Коротко стриженные парни из рабочих кварталов, где вы с друзьями-волосатиками ходили не меньше чем по трое, постриглись еще более коротко и стали крышевать бывших одноклассников, возивших теперь из Польши большие клеенчатые сумки с барахлом и открывавших повсюду ларьки с разноцветным алкоголем. Настала новая эпоха, а ты, Следак, ее и не заметил, покупая водку на пьяных углах. Только иногда накатывало вместе с похмельем воспоминание о высоком предназначении, о забытой цели жизни — борьбе с таинственным злом. — Седой замолчал, любуясь произведенным на собеседника впечатлением.
Следак широко открытыми, даже слегка выкатившимися глазами смотрел на него, непроизвольно шевеля разбитыми губами. Наконец, судорожно сглотнув, он спросил:
— Кто вы?
— Я уже говорил. Твой коллега из Москвы. Из очень специального отдела, по очень важным делам, Ольгерт Францевич, извини — Следак.
— Новые методы? Сканируете мозг, пока я сплю? Анализируете сны, читаете мысли? Если помните про мою молодость больше, чем я, почему не знаете, что я делал неделю назад? Почему не верите в то, что я говорю? Кто вы на самом деле? Почему, черт побери, мне не верите?
— Потому что ты сумасшедший, больной, несчастный сукин сын. Ты не отличаешь своего бреда, своих галлюцинаций от реальной жизни, а мне надо добраться до правды через всю твою ахинею. Я не знаю, что здесь точно произошло неделю назад, но за ночь и утро пропали десятки людей. Черняевск обезглавили, и единственная зацепка за эту чертову ночь — это ты, Следак. И я доберусь до истины. Никто не рылся в твоей голове. Пока не рылся, я только начинаю копать. Когда вокруг трясина бреда, то, чтобы не утонуть, надо схватиться за что-нибудь настоящее. Настоящего у тебя нет. У тебя есть прошлое. Мне собрали уйму информации за неделю. На нее мы с тобой и обопремся. Глядишь, и вынырнем на свет.
— Я тоже, пожалуй, перейду на «ты». Глупо «выкать» с руками, связанными за спиной рукавами смирительной рубашки. Красиво излагаешь. Только вот незадача: если я не отличаю галлюцинации от жизни, может, и ты, коллега, всего лишь мой глюк? Уж больно точно ты мое состояние двадцатилетней давности описываешь.
— Не обольщайся, Следак. Я настоящий. Просто мне легко все это представить. Я тоже из провинции. Правда, старше тебя лет на десять. И потом, мне импонирует, что мы с тобой когда-то были на одной стороне, брат Следак. Мы с тобой одной крови.
— Думаешь?
— Уверен. Во всяком случае, были, пока ты не сошел с ума. Я в последние десять лет вынужден копаться в головах полных ублюдков, серийных маньяков и больших политиков. Поэтому ты для меня как глоток чистой воды. Подарок по службе.
— Верится с трудом. А как же пропавшие люди?
— Я думаю, ты здесь ни при чем. Просто оказался рядом с чем-то очень страшным. А теперь твой мозг не хочет вспоминать, замещает страх какой-то чертовщиной — демон, адское пламя, вампиры…
— Я еще ничего не говорил про вампиров.
— Мне — нет, зато моему предшественнику все уши прожужжал. Намучился он с тобой. Как он тебя только в расход не пустил, не знаю. Ты везунчик. Как в детстве тебя оголенным проводом по макушке благословило, так и тащит по жизни. Друг от пули заслонил, дело твое мне передали, глядишь, и из этой передряги вылезешь.