— Погоди-ка… — заморгала Василиса, разглядывая свои ладони. — А что это за дамы его круга? Он кто — принц Монако?
— Нет, он граф, — простенько так объявила Вика.
— Кто-о-о-о?!! — распахнули рты подруги.
— Ну «кто-кто»… Граф! — повела плечами Вика. — А чего вы удивляетесь, разве он вам не рассказывал? Игнатий Петрович Николаев — потомок графского рода. И вся его родня — тоже графские выродки… то есть выходцы. Не знаю, откуда он это взял, но мне своим происхождением все уши прожужжал. Он даже документ имел, где прямо-таки все его ветки по родословной нарисованы.
— И где эта родословная? — не утерпела Василиса.
— Он мне не показывал. Он вообще ее в каком-то сейфе хранил, ну и… не хотел раньше времени. Вот поэтому я на него и запала, — призналась Виктория. — Он же так-то… тьфу — плюнуть жалко. Мне ли с моей красой на него зариться…
И Виктория аппетитно выгнулась, провела руками по ладно сбитому телу и довольно покосилась в зеркало.
— Во! Чистой красоты восемьдесят девять килограммов! Думаете, просто так, что ли, для этого сморчка берегла?
— Вика, о нем сейчас только хорошо можно, — напомнила Люся.
— А я и говорю хорошо! — вытаращилась Вика. — Вон какая красотища! И все не просто так, а за графское звание!
Люся быстро взглянула на Василису: почему это, интересно, подруге никто не сказал, что Игнатий — граф?
— Ну и чего ж ты за графа-то не пошла? — мстительно перекосилась Василиса. — Иль не предлагал? А мне вот собирался предложить, да я сама… я сама еще подумать хотела. Мне ж, знаешь, мне ж все равно — граф ты или сам король! Мне… главное, чтоб человек хороший был.
Виктория еще минуты две оглаживала себя по крупу, а потом уселась, отхлебнула из чашки и просто объяснила:
— Он не хотел меня в жены. Он хотел… он хотел в жены такую, чтоб старая, серая какая-нибудь…
— Да что ж ты такое мелешь?!! — вскочила Василиса. — Что за чушь-то? Значит, любовницу ему подавай красивую и молодую, а жену — старую, да?
— Ага, — согласилась Вика. — Старую. И еще он говорил, чтоб страшненькая была.
— А-а, — догадалась Люся. — Ему нужна была старенькая, но с хорошей родословной, да?
— Люся! И ты туда же!! — чуть не ревела уже Василиса.
— Нет, и ничего не да, — шумно тянула чай Виктория. — Игнатий говорил, что ему нужна не жена, а сторож. Ну чтоб… «не лает, не кусает»… Он ведь как думал — у него всякого барахла море и, опять же, деньги имелись. Ну а если он на мне женится, то я начну с молодыми мужиками ему изменять и потом возьму да и отравлю его ко всем чертям.
— Да, ты смо-о-ожешь, — протянула Василиса.
— Да чего не смочь-то, — отмахнулась Вика и продолжала: — Наследников у Игнатия нет, и получается, что куда ни кинь, везде плохо. А вот если он возьмет в жены какую-нибудь страшненькую тетку, да еще если она старая окажется, да замуж никогда не ходила…
При каждом слове Виктории Василиса все прямее выгибала спину и все выше вытягивала голову — пусть не думает, здесь про нее, про Василису, ну ни одного словечка нет! Ни единого!
— Ну так и вот! А он и говорил, что, если ему попадется такая старушенция, он сразу же ее за жабры — и в загс!
— Это еще зачем? — не поняла Люся. — Вась, чего это ему сразу тебя в загс понадобилось?
— А потому что такая старушка будет рада такому жениху, как Игнатий, невозможно! Каждый день будет ему ноги мыть и воду пить!
— Сейчас прямо! Разбежалась, — засопела Василиса.
— Это он мне так говорил, — пояснила Вика. — И еще — она будет его барахло стеречь и за матерью моей ходить.
Люся снова посмотрела на Василису: за чьей матерью должна была ходить ее подруга?
— Вася! За кем ты там ходить собралась?
— Я и сама еще толком не поняла, — пожала плечами та и обернулась к Вике. — За кем?
Вика уставилась на гостей так, будто они ее уже седьмой день допрашивают, она им уже все по двадцать раз рассказала, а до тех все еще никак не может дойти.
— Ну мать моя, больная лежит, в специальном интернате! — округлила она большие рыбьи глаза. — После инсульта она, парализована, не двигается совсем. А за нее там большие деньги берут, в интернате, стало быть, чего непонятного? Ну а у меня же их нет! И Игнатий долго платить не мог, у него хоть и графский титул, а денег все же не вагоны! Вот он и собирался — взять в жены убогую старушку, а уж она…
— Понятно, можешь двадцать раз не повторять, — прервала ее Василиса. — Он ее осчастливит, а она за такую радость будет и собакой ему, и санитаркой на долгие годы. А платить он ей собирался?
— А зачем? — вытаращилась Виктория. — Она ж и так на всем готовом будет!
— Ну хорошо, со старушкой мы разобрались, — перебила ее Люся. — А ты? Говоришь, что любовницей была, а тебе самой за него замуж выйти не хотелось? Ты ж ведь тоже… ну не совсем девочка, поди, уже за сорок, а?
Виктория затолкала в рот сразу четыре печенья и принялась долго, с хрустом его пережевывать. Подруги уже замучились ждать, когда ж у нее рот освободится?! Но не торопили, понимали — женщина забила себе рот не от большого голода, а просто не знала пока, что ответить…
— Я… я, конечно, хотела… — наконец проговорила Вика. — Да только не больно верила, что он граф какой-то. Я ж говорю — он мне бумажку-то не показывал! Ну и потом… ну что с того, что я хотела?! Он же не хотел меня в загс тащить! И бросить его я не могла — у меня женихов-то не больно… даже при моей красоте. Есть один, так он сам… из меня выудить пытается, а уж о помощи… А у меня мать! И потом… мне с деньгами Игнатия и так неплохо было, чего уж ерепениться… Да и потом — кто ж знал, что он возьмет и вот так крякнет, прости господи!
— Вика! — с укором воскликнула Люся.
— Ну что «Вика», я ж извинилась, — отмахнулась та. — Он еще такой бодренький был, все время спортом занимался, я и подумать не могла, а он вот так взял и…
И женщина, уткнувшись себе в ладошки, звучно заревела.
— Ну ладно, Вика, пойдем мы… стала прощаться Люся и потянула подругу за руку, но Василиса вдруг заартачилась.
— Погодите… Вика, а у Игнатия не было врагов? — постаралась не сильно отвлекаться на рев сыщица. — Может быть, ему кто-то угрожал?
Вика прекратила трубить, звучно освободила нос и вздохнула:
— Может быть, и угрожал… только он мне не докладывал. Ему нравилось, чтобы я всегда им восхищалась и говорила, какой он умный, сильный и… и вообще весь из себя сексуальный! Ну и поэтому… уж никак не мог мне жаловаться.
— А вы сами — не слышали, не видели? — наседала Василиса. — Может быть, кто-нибудь при вас ему угрожал? Может, друг ваш, я не знаю, или еще кто!
— Мой друг?! — радостно удивилась Вика. — Да он ко мне каждый раз приходит с огромного бодуна! Он на трезвую голову меня и не узнает! Куда ему кому-то угрожать! Ха-ха, ну вы чего как придумаете!.. А почему вы все меня да меня спрашиваете? Вот вы сами говорите, что Игнатий вам руку и сердце предлагал, предлагал же, да?