— Вот тут, не слишком далеко… возле первых дач.
— А… а где же Максим? — все же не удержалась Люся.
— Не понял… — насторожился Пашка. — А Максим здесь при чем?
— Мы просто… мы думали, что это Ленечка Максима увел…
Пашка прошел к себе за кресло.
— Нет, не смог этого ваш Ленечка сделать. Он уже около недели как погиб.
— А Эльвире сказали? — вылезла Василиса.
— Родным говорили, — кивнул Пашка. — Во всяком случае, мать знает.
— Знает? — вытаращила глаза Василиса. — И вот так…
— Брак… — прошептала Люся.
— Ладно, мам, я, может, вечером зайду… — поцарапал за ухом Пашка и уткнулся в бумаги.
Люся и Василиса вышли из кабинета, боясь даже посмотреть друг на друга.
— Ну что? Как ей будем говорить? — первой спросила Люся.
— А может, не надо, а? — слабо пискнула Василиса. — Ну пусть он вроде как для нее живой, а? Она его ждать будет, а?
Люся прошла по краешку обледеневшей лужи.
— Вася, ну… не могу, как-то… не по-человечески это… Надо же, чтобы к этому Ленечке кто-то на могилку ходил… ну, может, он преступник, а все равно — вдруг он перед самой смертью одумался, а? И еще — умерших же простить надо, вот Эльвира и простит… Надо ей сказать… ты скажешь?
Говорить пришлось Василисе. Уж как не хотелось, как не моглось, а не получилось спихнуть эдакое дело на кого-то другого. Да и на кого спихнешь — на Люсю?
Вообще-то и пусть бы сказала Люся, но…
— Люсенька!! Люся!! — возник возле самого подъезда преданный Таракашин. — А я тебя жду-жду!
Василиса вздохнула — у Люси свой крест, и надо ее отпустить. Ей с этим крестом еще неизвестно сколько маяться. Вот чего, спрашивается, сегодня притащился?
А Таракашин между тем выпячивал грудь колесом, задирал глаза к небу и всячески подчеркивал свою значимость.
— Люсенька! Я устроился на работу! И теперь буду выправлять себе паспорт! Люся! Но… Люся, ну послушай же меня!! Люся! Ты мне должна дать ваш этот костюм, ну помнишь, который поп! Мы еще тогда вместе в самодеятельности выступали. Я попа-то играл, очень смешно. Помнишь?
— Какой тебе поп? Зачем? Тебе-то зачем поп? — не понимала, о чем ее просит бывший возлюбленный, Люся.
— Люся! Мне надо!
— Да бери что хочешь!!!
Василиса посмотрела, как громогласная чета направилась в подъезд, и поспешила за ними. Только она шла не к себе домой.
— Васенька! — распахнула двери Эльвира. — А чего ты какая-то бледненькая?
И соседка стала пристально вглядываться в лицо соседки.
— Вася… ты что-то хочешь мне сказать? — вдруг догадалась Эльвира. — Что, Вася? Говори, я выдержу все…
— Эльвира Арнольдовна… — трудно начала Василиса. — Эльвира… Лени уже нет.
— Ка… как это нет? — раскрыла огромные беззащитные глаза Эльвира, и Василиса вдруг увидела, что они небесно-голубого цвета.
Удивительно — разве такие глаза бывают?
— Васенька… погоди… что… откуда ты знаешь?
— Мне Паша сказал. Он погиб, и его нашли бомжи.
— Бомжи…
И тут Эльвире стало плохо. Василиса отчетливо увидела, как побледнело лицо соседки, но она все еще старалась держаться. Эльвира сама, без посторонней помощи, добралась до аптечки, набрала ампулу и… и больше Василиса ничего не видела…
Она очнулась в каком-то большом гараже. Ужасно болели руки и почему-то голова.
— И где это я? — неизвестно кого тихо спросила Василиса.
— У друзей, — фыркнула Эльвира.
Василиса ее едва увидела, как сразу же поняла — ни к каким друзьям Эльвира теперь не относится. Пухлая большая женщина сидела в плетеном кресле, щелкала семечки, а недалеко от нее на грязном матрасе валялся Максим со связанными руками.
— Ты бы хоть мальчишку-то отпустила бы, — сверкнула глазами Василиса.
— Ага! И чего? Куда я потом? Он же меня с поторохами сдаст! Нет, придется его как и Ленечку. Вот, Васька, никогда не вставай на путь преступления! Одно убийство тянет за собой другое, потом начинаешь метаться, паниковать и таких дров наломаешь, что мама дорогая!
— Ты-то, похоже, уже наломала? — фыркнула Василиса. — Вот и остановись, отпусти мальчишку.
— Теть Вася, да не отпустит она, — вдруг проговорил Максим как-то по-взрослому спокойно и отрешенно. — Я же видел, как она вас колола. У нее находился тогда.
— Ну… мало ли чего, я ж живая, — дернула плечом Василиса.
— Жизнь — дело поправимое, — гоготнула Эльвира. — Ты мне давай парня не тормоши! Лежит он — пусть себе лежит! Ишь, одыбалась! Помалкивайте! А то вы тут неизвестно до чего договориться можете! — рявкнула Эльвира и пнула изо всей силы мальчишку в бок носком сапога.
Василиса пошевелила руками и поняла, отчего они болели, — руки были крепко стянуты веревкой.
— Еще раз парня тронешь — убью… прошипела Василиса.
— А как? Ну скажи — как? Ручки-то у тебя — тю-тю!! — И дебелая Эльвира стала скакать перед Василисой, будто пьяная обезьяна.
— Чего ты морду воротишь, а? Смотреть не хочешь, да? А ты смотри!! Глянь, как я над парнем твоим…
И она еще раз пнула мальчонку.
— Для этого большого ума не надо… — буркнула Василиса. — Ты лучше расскажи, зачем устроила весь этот маскарад? Для чего?
— О-о-о! Это долгая история! — снова уселась Эльвира в кресло, а Василиса успокоилась, что она хоть отстала от Максима.
— Понимаешь… здесь ведь с чего все начиналось… — хрюкнула Эльвира. — Ты думаешь, это вы Аньке хахаля нашли, да? Такого классного, всего в шоколаде, нашли, да? Вы, да? Да фигня все это!! Филька — это ж брат мой. Усыновленный! Упырь, кровопивец… — прорычала Эльвира, и глаза ее налились злобой. — Я это Аньке подсунула такого хахаля. А все для чего? Чтоб он у меня на глазах все время был. Анька, она ж дура простодырая — язык что помело… Все разболтает! А мне того и надо! И вот с этого все началось-то…
Максим всхлипнул, постарался дотянуться ногой до противной тетки.
— Тихо, Макс, тихо… — незаметно шепнула ему Василиса. — еще не время…
А Эльвира заливалась соловьем. Она не умолкала ни на минуту, а уж рассказать-то ей было что…
Элечка жила с матерью и с отцом, и до двенадцати лет она была совершенно счастливой. В семье девочка была единственным обожаемым ребенком. Когда Эле исполнилось двенадцать, мама вдруг торжественно объявила, что собирается подарить доченьке братика! На кой черт ей такой подарочек?! Именно так и заявила Эля отцу и матери. И вот тогда в первый раз в жизни папа шлепнул дочурку по щеке. Не больно, конечно, но зато как обидно!!