Женщина удивленно вздернула бровь:
– А ты, значит, ко мне из города поесть приехал, так тебя понимать прикажешь?
– Нет, если б я приказывал, я б сразу вам сказал: «Зови в дом! Чего гостя на пороге маринуешь?!» А я ж не могу, вы меня выставите на фиг, да и все. И чего мне – обратно переться? – здраво рассуждал Дуся. А потом доверительно сообщил: – Я ведь к вам по делу. Очень мне надо про Олесю Гориду узнать. А по вашим глазам я вижу – вы что-то знаете, ох, вижу, знаете. Ну так как там с чаем-то?
Женщина как-то собралась вся, нахмурилась и неприветливо ответила:
– Ничего я не знаю, езжай ты, милок, откуда приехал. С чего это я тебе рассказывать стану? Да и нечего мне…
Она уже хотела захлопнуть калитку, но Дуся вовремя сунул ногу.
– Значит, следствию помочь не хотите? Так и запишем. А только потом не удивляйтесь, если вам же еще и хуже будет! Я, конечно, без ва…
– Чего это мне хуже? – вроде бы напугалась женщина. – Куда уж хуже-то? Преступники у вас на воле гуляют, творят, что хотят, а нам, простым людям, все хуже да хуже! За что ж мне хуже-то?!
– Вот и я говорю – не за что, – не слишком упирался Дуся. – А потому – не кривляйтесь, приглашайте в дом, я вам гостинцев привез, угощать вас собрался, а вы уж мне про Олесю расскажите, ну чего выпендриваться?
Женщина еще раз окинула Дусю суровым взором, вздохнула и отошла в глубь двора:
– Ну проходи, угощай гостинцами, куда от тебя денешься…
Женщина представилась Верой Петровной, усадила Дусю в маленькой светлой кухне рядом с печкой и быстро вскипятила чайник. Дуся, пока она крутилась у стола, вынул из пакета гостинцы: кусок сала, колбаску, сыр, початую баночку горчицы, полбатона хлеба и зачем-то два сырых яйца.
– Угощайтесь! – развел он руками. – Для вас вез, старался.
– Сам ешь, я сала не ем, печень не позволяет, яйца мне свои куры несут, а горчицу… вот горчицу, пожалуй, возьму. А ты давай налегай на творог, сама делала. Да сметану бери, она еще не загустела, в творог клади…
За столом Вера Петровна была совсем другой – не угрюмой бабкой, а гостеприимной заботливой хозяйкой. С доброй усмешкой она посматривала на то, как Дуся полной ложкой толкает в рот жирный деревенский творог, подкладывала сметаны и даже достала откуда-то ссохшиеся блины.
– Давненько я не видала, как мужики-то едят, – вздохнула она и спросила: – А тебе для чего Олеся-то понадобилась?
– Следствие веду, – с полным ртом ответил Дуся, намазывая сметану на блин. – Вот знаю, что жила здесь такая – Олеся Горида, муж у нее еще был, а кто она, что с ней… Думал, вы мне поможете.
Вера Петровна уселась напротив Дуси и уставилась в окно:
– Да я-то чем помогу? Я и сама не больно про эту Гориду ведаю… У нас в деревне здесь никто тебе ничего толком не расскажет. Была б жива Дарья Матвеевна, она бы, может, что и сказала, но только померла она. А мне нечего рассказывать.
– Вот оказия, – расстроенно поцокал языком Дуся. – Ай-ай-ай… И чего это они все поумирали?
– Так ведь Дарье восемьдесят девять было, не девочка уже, – объяснила Вера Петровна.
– Не девочка, а кто? Нет, я в том смысле – кто она вообще была-то? Почему она мне бы все объяснила?
Вера Петровна еще раз глубоко вздохнула и решила молча дождаться, пока Дуся наестся да и соберется восвояси. Но сложилось все по-другому.
Когда Дуся уже последним блином вычищал плошку со сметаной, в дом заскочила крупная, грудастая девица лет двадцати, с тугими, точно яблоки, щеками.
– Теть Вера, я в город еду… Здрассьте… Я, грю, сейчас в город собралась, завтра на рынок молоко потащу, ты сметану свою будешь выставлять?
Вера Петровна девчонке обрадовалась, надеялась, что неприятный разговор с гостем на этом закончится.
– А чего это ты в город намылилась? Надо ж с утра!
– Дак кто ж меня утром-то повезет? А сейчас мамка в окошко глянула – к вам гости приехали, вроде из городу, так она и послала меня – иди, грит, напросись, пусть тебя на машине в город свезут, наше молоко продашь, да и Фадеихи прихватишь, ежли ей приспичит. Вот я и прибежала.
Дуся кашлянул и вежливо поинтересовался у хозяйки:
– Это она про мою машину говорит, да?
– Ну! – бесхитростно подтвердила девица. – А чего? Ведь не на себе ж вы меня потащите! А на машине так чего ж не свезти? Мне так мамка и грит, ежли по-доброму-то попросить, чего не свезти-то… Вы ж поди не чужой тетке Вере, правда? Поди, Женькин дружок какой. А то чего б она вас сметаной кормила?
Бесцеремонность девицы начала утомлять. К тому же при ней совершенно не было никакой возможности поговорить. Зато сама она не умолкала ни на минуту:
– Не, мамка б никогда не стала кого попало баловать. Вы знаете, сколько сейчас сметана-то на рынке стоит?
– А ты знаешь, сколько сейчас стоит доехать до города на такси? – не удержался Дуся.
Девушка не смутилась, а еще шире распахнула наивные очи.
– Конечно, знаю! Меня поэтому к вам мамка и отправила – напроситься. За себя, поди-ка ж, платить станете? А я так, тихонечко рядом проедусь… А вы скоро поедете-то? А то вечером мне боязно, вдруг Люська убежит куда. Ой, вы ж не знаете, Люська – это моя сестра! Она в городу живет, а я к ей еду сейчас. Так скоро? Вы уж поторапливайтесь.
– Да не получается у меня поторапливаться! – отчаянно выкрикнул Дуся. – Сижу тут, сижу, все блины уже съел, а Вера Петровна никак не разговорится!
Девица медленно повернулась к хозяйке и уставилась на нее, как на врага.
– Вы чо?! Вы чо молчите-то? Говорю ж – вечер скоро настанет! А мне потом чего ж – возле Люськиного подъезда до утра с этими банками маячить?! Говорю же – убежит она, непутевая она у нас!.. А вы, дядечка, у меня спросите! Я вам все обскажу. Чего надо-то?
Дуся горько махнул рукой:
– Да чего ты там обскажешь-то… Вера Петровна, а она Олесю Гориду знала?
Вера Петровна снова насупилась. А девчонку прямо подбросило:
– Гориду?!! А кто ж их у нас не знает! Ха! Сидит он еще тут! Конечно, знала! Тут ить что было-то…
– Молчи уж, погремушка, – незлобно оборвала ее женщина, по-старушечьи вытерла рот и начала: – Раньше-то у нас деревня побогаче была. Работали все, кормились на земле, хорошо было. У нас даже горожане покупали дома. Ну, вроде как заместо дачи. Сначала сюда приехали Дарья Матвеевна и Наум Лукич. Они еще тогда в городе работали, в деревне бывали наездами, а после-то, когда на пенсию вышли, и вовсе здесь обосновались, постоянно жили…
– Ага! – не утерпела девчонка. – У деда Наума такой са-а-а-д бы-ы-ы-л… И никогда не ругался, мы у него даже ничего не хорьковали – ни там яблоки, ни ягоды никакие, потому что он сам всегда угощал. Я помню, помню, точно вам говорю!