Я посмотрел исподлобья:
– Что, меня уже убивать пора?
– Давно, – ответил он. – У атцеков вы и часа бы не прожили. Вот таблетки я принес, четыре раза в день. Вот эти, синенькие, дважды в сутки: утром и вечером. По две, не забудьте. Это вот микстура… ее только утром. Не до кофе и не после, а вместо. Все понятно? Учтите, я все это повторю Ксении.
– Ладно, – сказал я. – Только не оставляйте на столе, я ж не инвалид еще. Пусть в ящике стола, под рукой.
Он ушел, и минут через пять, ровно столько, чтобы инструктировать Ксению, какие таблетки и сколько раз давать президенту, снова отворилась дверь, Ксения сказала торопливо:
– Господин президент, уже все собрались.
– Вводи, – ответил я по-сигуранцевски.
Они входили разные и в то же время одинаковые: в костюмах от лучших дизайнеров, с одинаковыми сверкающими улыбками: у кого металлокерамика, у кого модный стеклокомпозит, у всех мощный загар, каждый всем видом показывает, что бегает по утрам, отжимается, играет в футбол и, как весь народ, пьет пиво и болеет за любимую команду хоккеистов.
Даже рукопожатия одинаковые: энергичные, но не слишком, мастерски поставленные одним и тем же имиджмейкером. У всех в руках сверхплоские ноутбуки, даже у консерватора Агутина, министра сельского хозяйства, что раньше являлся с толстой кожаной папкой, сейчас планшетка от Тошибы, элегантная и навороченная. Значит, намерен удержаться на посту, учтем. Более того, когда раскрыл ноутбук, там оказался один экран, а на край стола проецировалась призрачная клавиатура. Агутин положил на нее пальцы, понятно, программа отслеживает движения пальцев. Круто, такой комп можно носить в нагрудном кармане.
За последнюю неделю Новодворский провел целую серию выступлений по телевидению, говорил всюду живо, просто и образно, много шутил, порой – слишком раскованно, но народ это обожает, и без того высокий рейтинг вырос еще на три процента. Сейчас в кабинете его приветствуют шумно, даже чересчур, как триумфатора, въезжающего в Рим, где все еще в кресле престарелый император, которому давно пора на покой, давно…
Новодворский хохотнул, сказал, в великом удовольствии потирая белые пухлые руки:
– В России делом не начинают заниматься, пока по жопе не пнут или в анус не поцелуют.
Окунев угодливо хихикнул, многозначительно указал взглядом в сторону Громова:
– Символично, что некоторым людям, для того чтобы выбить дурь из головы, надо дать по заднице!.. Поздравляю, Валерий Гапонович, с возросшей популярностью, хотя куда уж больше! Выше был разве что у Александра Первого или Владимира Крестителя, да и то не уверен…
Громов покосился в сторону премьера, буркнул Каганову достаточно громко:
– Есть в слове «популярность» что-то от задницы… Не пойму только что. А популист – так и вовсе!
Новодворский наконец пробился ко мне, мы обменялись рукопожатиями, я спросил подозрительно:
– Что это вы там язык показывали? Мне или кому?
Новодворский с самым сокрушенным видом развел руками:
– Это я не язык вам показываю, Дмитрий Дмитриевич, это у меня после тех банкетов и приемов печень торчит. Вы же знаете, чтобы упрочить связи, надо столько съесть и выпить! К счастью, теперь пуд соли заменили ящиком коньяка и центнером хорошо прожаренного мяса с лучком и перчиком.
В сторонке Каганов поинтересовался у Забайкальца, нашего министра иностранных дел:
– Правда, что правительство США согласилось на очередную поставку оружия Израилю при таком наглом условии, что Америке будут возвращены Нью-Йорк и Лос-Анджелес?
– Сойдутся на одном Нью-Йорке, – ответил Забайкалец рокочуще. – Я слышал, вы подали предложение, как в этом году стабилизировать рубль? А если получится, то и два?
– Я такое не рискну, – ответил Каганов. – Наш премьер против, а спорить с ним – все равно что мочиться на высоковольтный провод: во-первых, чтобы дотянуться, надо быть достаточно крутым. Во-вторых, результат…
Забайкалец хохотнул:
– Какой же вы демократ? Настоящий демократ никогда не побоится плюнуть в рожу носителю власти. То есть народу. А что такое премьер-министр? Слуга народа.
Новодворский, премьер, показал массивный кулак.
– Показать вертикаль власти? Сразу поменяете на горизонталь секса.
Закончив с рукопожатиями, я широким жестом указал на стулья:
– Прошу садиться. Я знаю, что вы люди очень занятые, постараюсь надолго не задерживать. Перейдем сразу к основному вопросу. Нам удалось ввести в строй добычу нефти на Гнилоболотском… надо бы название сменить… месторождении. Да плюс удачная конъюнктура на мировом рынке. Словом, появились дополнительно к бюджету девятьсот миллионов долларов…
Громов проворчал:
– Долларов? Разве в нашей стране считают не в рублях?
– Но страна получила в долларах, – вступился за меня Новодворский. – Потому речь о долларах. Да и вообще в долларах считать удобнее.
– Да и потратим, как доллары, – поддакнул Окунев. – Кому нужны деревянные? Деревянный рубль воняет!
Громов прорычал:
– А Сахаров – гордость русской нации, знаем-знаем. Продолжайте, Дмитрий Дмитриевич. Простите, что перебил.
– Спасибо за разрешение, – сказал я, – так вот как поступить с этим неожиданно свалившимся почти миллиардом…
– Не так уж и неожиданно, – возразил Каганов. – Мы прогнозировали, что такая вероятность есть. В известных пределах, естественно.
– Но гражданскую войну в Венесуэле никто не мог предсказать, – отмахнулся я. – А из-за нее и такой скачок цен. Хочу напомнить, что дыр в нашей экономике столько, что и сотней миллиардов не заткнешь, так что давайте сразу поумерим аппетиты. Реальнее, товарищи, реальнее!.. Прошу высказываться. Вам слово, Николай Степанович, вы вроде бы готовили какие-то материалы…
Окунев по-вицепремьерьи откашлялся, что значит почти державно, воздел грузную массу хищного динозавра и, опершись передними конечностями о стол, оглядел всех взглядом асфальтового катка.
– Нашему народу уже столько обещано, а ему все мало, – сказал он грузно. – Требует, несознательный, чтобы еще и выполнялось… Так что придется в этот раз отстегнуть на социальные нужды больше, чем планировалось. Иначе чревато боком.
Убийло поморщился:
– Извините, уважаемый Николай Степанович, вас в детстве не роняли, а швыряли. Раз уж такой спрос на нефть, то надо в нефтедобычу жабьи шкурки. И чем больше, тем лучше!
– Не тяните одеяло, – сварливо сказал Шандырин. – Пока те жабьи шкурки заработают, спрос на нефть упадет. А вот если будем платить нашим ученым столько, сколько платим, даже уборщицы из НИИ убегут на Запад. Аднозначна!