Павлов засмеялся, покрутил головой, в глазах восторг.
– Зато какие слова подобрал! «Оживили край», «бьет ключом торговля», да только что могут покупать наши сограждане, если не работали при Советской власти, не работали при перестройке, не работают и сейчас, а только требуют хлеба, денег и водки?
Шандырин заступился с туповатостью рабочекрестьянина:
– Ну что ты такое говоришь? Водки они не требуют. Это единственное, что и так знают где найти, достать, купить, украсть… Край-то оживили, но тут опять же тот проклятый вопрос: будем по старинке али как?
Каганов спросил настороженно:
– Что значит «по старинке»? И что значит «али как», чего я почему-то заранее боюсь больше?
– По старинке – это действовать, как действуют пока что все страны и народы, религии и партии, общества и движения: сперва благо моего народа, моей страны, а потом – остальных. Али как – это действовать чисто по-российски, то есть – свои интересы втоптать в грязь, как мы это постоянно делали, а жить и действовать для всего человечества! Ну, строить коммунизм для всех, отдать территорию России для тех, кто бойчее и порасторопнее русских…
Я морщился, спросил с неудовольствием:
– Ну и что?
Карашахин слегка поклонился:
– Ничего особенно. Я просто думал, что вас это может заинтересовать.
Он метнул взгляд на Павлова. Тот хмурился, двигал губами, словно пытался раздавить скользкую виноградину.
– Да, – сказал он наконец, – это заинтересует… или должно бы заинтересовать даже нашего дорогого господина президента, несмотря на то, что он мыслями уже на своей профессорской кафедре. Или пишет мемуары, как вытаскивал Россию из кризиса. Все-таки проблема Рязанской области существует, как ни крути…
Министры переглядывались, голоса стали осторожнее. Всякий старался не встречаться со мной взглядом, у каждого свое мнение, а мое, увы, совпадает разве что с Новодворским. Желудок сжался, я ощутил неприятный спазм. Почему для большинства из них ситуация в Рязанской области – серьезная проблема? Нет, для кого-то несерьезная, для Новодворского и Окунева – только к лучшему, но я просто вовсе не вижу пока никакой проблемы. И не интересует она меня, несмотря на подталкивания Павлова, не интересует. Все законно, все по нормам как наших законов, так и по нормам международного права, к которому у меня уважения почему-то больше, чем к отечественному. Сравнительно недавно в Рязанскую область приехали кобызы, переселенцы из бывшей нашей АССР, теперь это территория Узбекистана, который не признает никакой автономии кобызов, а всех их поголовно считает узбеками. Те же проблемы у грузин с абхазцами и аджарцами, у китайцев с уйгурами, а курды так и вовсе тысячу лет пытаются добиться собственного государства, но их записывают в Турции – турками, в Ираке – иракцами, а в Иране – иранцами. Словом, проблемы я не вижу в упор, как бы ни пытались меня возбудить националисты или прочие радикалы.
Ничего нового и в том, что кобызы начали обзаводиться потомством не по принципу «айн киндер», а в соответствии со своими традициями, то есть по семь-десять детей на семью. Гораздо важнее то, что они сразу же включились в работу, не брезгуют никаким черным трудом, в то время как наши только стонут, жалуются и выпрашивают помощи. Кобызы работают день и ночь, а наши пьянствуют, жалуются на тяжелую жизнь, валяются в канавах. Кобызы искренне недоумевают: какая тяжелая жизнь, здесь же так все хорошо, громадные возможности для работы, платят в пять раз больше, чем платили у них в Узбекистане, это же счастье – жить на Рязанщине…
А что детей плодят, так и вы плодите, кто вам-то не дает, чего скулите, чего жалуетесь, что у соседа огород лучше, гуси толще и даже козы дают молока больше, чем ваши коровы?
К переселенцам приезжают их многочисленные родственники, а главы районных администраций рады притоку крепких рабочих рук. Кобызы исповедуют ислам, что значит – спиртного ни капли, это же такая находка для спивающейся Рязани! Потом, правда, приток переселенцев стал настолько велик, что возникла отдаленная угроза демографической нестабильности, однако в Узбекистане произошли национальные волнения, прошла какая-то резня, и переселенцы превратились в беженцев, которых сам бог велел принять и обогреть. Потом в Узбекистане все затихло, кобызы перестали переезжать на Рязанщину, и проблема забылась. Сама же Рязанщина из отсталых регионов, что всегда стояла с протянутой рукой, превратилась в процветающую область. Пустовавшие земли теперь распаханы, урожайные годы пошли один за другим, несмотря на засуху и стихийные явления, которые постоянно мешают танцевать соседям. Рязанская область превратилась в область-донора.
Я молчал, все тоже молчали, посматривали в экраны ноутбуков, переглядывались, Павлов наконец сказал настойчиво:
– Господин президент, сейчас там пугающая нас демография. Соотношение русских к кобызам составляет пять к одному.
Я уточнил:
– Пять кобызов на одного русского?
– Нет, господин президент.
– Что нет? Наоборот?
– Да, господин президент. Пять русских против одного кобыза.
Я посмотрел с раздражением.
– Слова-то какие употребляете…
Он встревожился:
– Я в чем-то ошибся?
– Почему обязательно «против»? Пять русских к одному кобызу. Ладно, что вас тревожит?
– Будущие выборы, – ответил он лаконично. – Нет, я не имею в виду те, что уже в следующем году, а вообще. Но через восемь лет, как подсчитали демографы, еще полмиллиона молодых кобызов получат паспорта и право участия в выборах.
– И что же?
Его глаза оставались холодноватыми, а голос прозвучал нарочито ровно и отстраненно:
– Как показывает опыт, избиратели из числа русских не обращают внимания на национальность кандидата. Спокойно голосуют за еврея, украинца или кавказца, а против фамилии русского с чистой совестью могут поставить прочерк. А вот кобызы, как и практически все малые и сплоченные народы, всегда голосуют за «своего». Неважно, какой сволочью считают, но зато – свой. А русский, пусть даже ангел, но – чужой. Так что, господин президент, социологи предсказывают, что через семь лет мэром Рязани станет кобыз. И главы районов тоже будут кобызами. Кстати, в двух районах они уже кобызы…
Я спросил живо:
– И что изменилось?
Он ответил сухо:
– Ничего. Но там пока что подавляющее большинство русских.
– Ничего и не изменится, – сказал я. – Мы всегда ожидаем гораздо большего, но, к нашему разочарованию… и радости тоже, обычно ничего не происходит. Мир гораздо более устойчив, чем нам кажется. И ожидается. Давайте вернемся к предварительному подведению итогов. Я для своего сменщика должен или не должен оставить список дел, которые сделаны, которые начаты, но не закончены и которые надо сделать обязательно? Давайте поработаем.