– Да я не за машину, – ответил Касым, – теперь у них, говорят, новые методы поиска…
– У русских? – удивился Сархан. – Да они еще в соплях путаются! Вот увидишь, самое большее, что смогут, – отыскать твою машину. Да и то если охранники у ворот уцелеют. Но когда такой дом рушится… не думаю, чтобы кто-то остался жив. Там даже соседние дома рассыплются, как собачьи будки.
Тулиб зло скалил зубы. Один из самых роскошных домов в Москве, таких нет ни в Лондоне, ни в Париже, сейчас с грохотом превращается в груду красного кирпича. Никто из этих жирных свиней не уцелеет, были бы бетонные плиты – кто-то и спасся бы, но кирпич завалит все. Увидят, что не спасают их ни внешняя охрана, ни охрана вокруг дома, ни охрана у подъезда, как и видеокамеры, домофоны, замки с опознаванием хозяина по отпечаткам пальцев.
Сархан подмигнул ему, пальцы любовно погладили левый борт пиджака, где во внутреннем кармане загранпаспорт на имя жителя Швейцарии. Никто и ничто их не остановит. Сколько домов взорвали в Москве, в других городах – никого не нашли. И не найдут эти косорукие свиньи. А они будут снова и снова наносить эти удары, пока вся Россия не встанет на колени.
– Встанут, – сказал он с торжеством. – Эти свиньи, оставив свой народ, пытались спрятаться в элитных домах с усиленной охраной!.. От воинов Аллаха нет защиты, нет спасения!.. Теперь остальные, что в таких же домах и охраняемых зонах, с жалким визгом бросятся к президенту, в Думу, в банки, на свои телеканалы, начнут вопить во весь голос, что надо с кобызами поступить справедливо и демократично…
Касым спросил настороженно:
– А что это? Посадить?
– Дурень, дать нам все, что потребуем! Они уже говорят, что терроризм не имеет национальности, что нет никаких конфликтов с мусульманами, а есть только с нехорошими людьми…
Тулиб весело расхохотался:
– Пока будут говорить так, будем дрючить всех, как пожелаем!
Холодный утренний ветер зло дул в лицо, Сархан хотел поднять воротник, однако это быть похожим на русских, у которых нет достоинства, эти жалкие свиньи не по-мужски горбятся, вытирают рукавом сопли и даже под мелкий дождик выходят только с зонтами и в непромокаемых плащах. Над головой покачиваются при каждом шаге острые мелкие звезды, похожие на звезды Поволжья, где раньше жили немцы, но русские агрессоры напали на них и часть народа истребили, а часть вытеснили в голодные степи Казахстана.
Справа от дороги к небу высотными зданиями тянулся новый жилой квартал. Город оживал, строятся не отдельные дома, а сразу целые кварталы, все дома с просторными квартирами, осовремененные, стоят как деревья, окружая лужайку, а там, внутри, – школа, детсад, поликлиника…
– Ничего, – прошептал он зло, – сегодня этой поликлинике будет работа… И всем больницам района!
Тулиб шел сзади, услышал, переспросил:
– Ты их жалеешь?
И сам захохотал, довольный шуткой. Сархан прошипел в бешенстве:
– Ненавижу!.. Ненавижу!.. Еще раз такое скажешь – ты мне не брат!
– Перестань, дорогой, – ответил Тулиб примирительно. – Это же просто шутка… Ты сердишься? Ты волнуешься?
– А ты нет?
– Нисколько, – ответил Тулиб, он прислушался к себе и ощутил, что в самом деле спокоен и ровен, как родные пески его далекой прародины. – Все в руках Аллаха!
– Мне бы твою тупость, – пробормотал Сархан.
– Ты мне скажи, – спросил Тулиб, – когда следующий дом рванем?
– Понравилось?
– Еще бы!
– Как скажут, – ответил Сархан. – Я знаю только, что этот дом взорвали не зря… не зря.
– Тут кто-то жил важный?
– Нет, нужен большой крик… Я слышал только, что надо привлечь внимание русских к этому дому. Чтобы в другие места не совались. Понял?
– Понял, – ответил Тулиб неуверенно.
– Ни хрена ты не понял, – усмехнулся Сархан, – но это и неважно.
Они обогнули дом, впереди вырисовывается в ярком свете фонарей автобусная остановка, туда уже собралось с десяток рабочих, им заступать на пару часов раньше, чем белым воротничкам.
Все четверо дождались автобуса и вместе с рабочими втиснулись в салон.
Телекамера фиксировала далеко внизу проплывающую темную землю. Бархатная чернота иногда сменялась неопрятными пятнами грязного света, это свободные от лесов равнины обозначены лунными лучами. Изображение иногда подрагивало, то ли от вибрации вертолета, то ли кто-то из десантников чесал спину о штатив телекамеры.
В скудном свете возникла гигантская фигура, похожая на инопланетянина. Я услышал резкий голос, искаженный помехами, а то и не искаженный, у военных профи особые голоса. Сидящие под стенкой неподвижные фигуры выдвигались из коконов, механически двигались к распахнувшемуся зеву, объектив бесстрастно показывал, как тела вываливаются, уменьшаются, уменьшаются, а затем их поглощает тьма, я даже не видел, раскрываются ли над ними парашюты.
– Зачем это? – спросил я брезгливо. – Словно захват юсовской военной базы…
Свет в этом кабинете для особо секретных совещаний, или скажем прямо – секретном бункере, приглушен, полная тишина, слышен только рокот моторов из динамиков, наши взгляды не отрываются от экрана. Военные операторы снимают все детали, мы просматриваем их вживую, а потом аналитики будут чуть ли не покадрово, нужно учесть ошибки и не пропустить удачные решения.
Босенко, Сигуранцев и Громов сидят в креслах, отсвет от экрана падает на их лица. Их работа закончена, теперь все в руках майоров, капитанов и лейтенантов. Конечно, все трое готовы вмешаться, если что-то произойдет особое, я тоже готов, но наш тайный труд почти завершен.
– А как бы предложили вы? – спросил Сигуранцев любезно.
– Въехать среди бела дня, – сказал я. – На бронетранспортерах. И, как это у вас называется, открыть огонь. Тех, кому удастся спрятаться на целые сутки, можно депортировать обратно в Узбекистан.
Сигуранцев и Громов переглянулись, Сигуранцев сказал почти ласково:
– Дмитрий Дмитриевич, события в самом деле развивались стремительно. То ли все-таки утечка, то ли там, на Западе, нашу реакцию просчитали верно, сообщили кобызам… Многоканальная помощь из Саудовской Аравии превратилась в бурную реку. В смысле, целые караваны с оружием прибывают со всех сторон. Даже отсюда, из Москвы, везут!
– Из Москвы?
Сигуранцев хмыкнул, посмотрел на Громова. Тот зло огрызнулся:
– Чему удивляетесь? Нефтяные шейхи денег не жалеют. Миллиарды жабьих шкур для них – разменная мелочь, а наш лейтенант в жизни не видел стодолларовой бумажки… А теперь эти лейтенанты спешно покупают роскошные дачи…