– Как? – пробормотал Петр Иванович.
– По запаху, – объяснила Амалия. – От них исходил тонкий аромат, похожий на запах земляники, но не совсем он. Я не сразу поняла, но потом догадалась – бумага пахла земляничным чаем… а Егор Галактионович как-то раз о нем упоминал. Если вы обыщете его дом, то увидите, что он пьет только такой чай. И изрезанные газеты я тоже у него нашла. Думаю, ему знакомые отдавали старые номера, вот он и пустил их в дело.
– Позвольте! – встрепенулся Максим Алексеевич, поправляя очки. – Но если он носил с собой голову… Что, если это вовсе не оттого, что он нашел тело Натали? Что, если он и убил ее?
– Нет, – коротко ответила Амалия.
– Но почему? – заинтересовался Петр Иванович.
– Да потому, что такая женщина, как Натали, не позволила бы ему даже подойти к себе, – ответила Амалия, пожимая плечами. – Нет, убийца – кто-то другой.
И хотя ее довод казался совершенно нелогичным, мужчины, поразмыслив, все же вынуждены были с ним согласиться.
– Боже мой, племянница! – восклицал Казимир. – И как только тебе удалось во всем разобраться! Болото, убийство, пропавшая голова… И сумасшедший старик! Кто бы мог подумать! Горничная мне говорила, что у него в здешних краях была репутация святого человека!
Амалия передернула плечами.
– Ни один умный человек не станет всем и каждому твердить, что он умен, а святой – навязывать свою святость, – ответила она. – По-моему, Егор Галактионович в какой-то момент стал верить, что стоит выше всех, и решил, будто ему больше никто не указ. Сказалось, конечно, и то, что он жил на отшибе, совсем один, разве что иногда богомольцы к нему заглядывали. И тем не менее я не считаю, что все эти обстоятельства его оправдывают. Он ведь чуть не убил Антошу, который вообще ему ничего не сделал.
– А за что он, в самом деле, хотел его убить? – спросил дядюшка.
– Я думаю, Егор Галактионович зарыл голову под шиповником, – объяснила Амалия. – А потом туда же пришел и Антоша, чтобы спрятать части тела, которые ты привез в чемодане, и старик решил, что тот о чем-то догадался. Не исключено, что, найдя отрезанную руку и ногу, он окончательно лишился последних остатков разума. Хотелось бы знать, конечно, куда он дел наши части тела (Казимир при слове «наши» нервно поежился), но, боюсь, этого мы уже никогда не узнаем. Он безумен и не подлежит допросу.
Вошла Лиза и доложила, что приехала Марья Никитишна, чтобы лично засвидетельствовать госпоже баронессе свое почтение и поздравить ее с тем, что она наконец-то разрешила загадку, мучившую весь уезд. Казимир поглядел в окно на старушку, которая довольно бойко выскочила из брички и ковыляла по направлению к крыльцу, и вздохнул.
– И как она не рассыпалась по дороге сюда? – пробормотал он себе под нос по-польски.
Амалия не смогла удержаться от улыбки.
Вскоре почтенная старая сплетница уже сжимала в своих паучьих лапках тонкие руки баронессы и осыпала ее комплиментами. Ах, какая она умная! Не чета местному следователю, который только и знает, что жалованье получать, а если что случится, так его сто лет не дозовешься. И как же она во всем разобралась, и Егорку, бесстыдника этакого, уличила? Ведь сама-то Марья Никитишна уже давно чуяла, что его правильность наносная, гордыней попахивает. И вообще слишком хорошо он в травах разбирался, одно слово – колдун, да и только. Глазки Марьи Никитишны лучились от удовольствия, она уж и забыла, что не далее, как нынешним утром, умоляла Егора Галактионовича дать совет, что ей употреблять от ломоты в костях.
– А про Пенковского-то, про Сергей Сергеевича, слышали новости? – трещала резвая старушонка, примостясь на софе и ласково поглядывая на баронессу. – Такой пассаж у него приключился, такой пассаж! Даже и молвить неловко! Жена-то его, Ольга Пантелеевна, с Верой Дмитриевной супруга застукала! Никто и не подозревал даже, а она их застукала! Ух, как она Веру за волосья оттаскала! А про мужа и говорить нечего. Тише воды, ниже травы стал теперь Сергей Сергеич и на службу сегодня не пошел! – И Марья Никитишна аж зажмурилась от удовольствия.
Положительно, даже в старости жизнь хороша, когда соседи все время подкидывают такие сюрпризы…
– Мне показалось, племянница, или ты улыбнулась, когда она рассказала о том домашнем скандале? – спросил Казимир, когда старая сплетница наконец истощила запас своего красноречия и укатила восвояси, подняв на дворе тучу пыли.
– От вас, дядюшка, ничего не скроешь! – засмеялась Амалия.
– А в чем там дело? – загорелся любопытством Казимир.
– В том, что он произошел из-за меня, – призналась Амалия. – Я же ведь выдала жене Пенковского Веру Дмитриевну… за то, что она тот вексель подделала.
Казимир открыл рот.
– А как ты узнала, что именно она? – отважился он спросить.
– У нее нелады с числительными, – объяснила Амалия. – В векселе было написано «восемсот» вместо «восемьсот». А когда произошло убийство Любови Осиповны, следователь попросил всех написать, что они помнят, и дату поставить. Так вот, Вера Дмитриевна сначала написала «восемьнадцатое», потом исправила на «восемнадцатое», а потом и вовсе зачеркнула слово и написала дату цифрами. Тогда я и поняла, что подделывала именно она. А с какой стати ей было стараться для Пенковского? Ну, я подумала немного и решила, что причина могла быть только одна.
Казимир насупился. Слов нет, ему было приятно, что племянницу Амели просто так вокруг пальца не обведешь, и все же чисто по-мужски было жаль неведомого ему Пенковского, которого жена наверняка не пощадила. «Как хорошо, что я не женат!» – в который раз с облегчением помыслил Казимир.
В тот день Амалии пришлось принять еще множество визитеров, которые наперебой спешили уверить ее в своей преданности и выразить свое восхищение по поводу того, как ловко она все распутала. И хотя Амалия вначале и говорила, что ничего еще не раскрыто, что дело только начинается, никто не желал ее слушать. По всеобщему мнению, убил несчастную Натали именно Егор Галактионович, и именно он и похоронил тело в болоте, предварительно для чего-то отрезав от него голову. Не исключено, что безумный старик стоял также и за убийством неизвестного, которого выловили возле мельницы.
И даже Степан Александрович, который вечером заехал в Синюю долину, придерживался данной точки зрения. Севастьянов выглядел неважно, щеки его ввалились, под глазами лежали черные круги, но все же было заметно, что благодаря богатырской конституции здоровье его скоро пойдет на поправку.
– Я так и думал, – твердил он, глядя в огонь, пылающий в камине, – что только безумец мог причинить ей зло… Конечно, убийца он. Но теперь он уже ни в чем не сознается…
– Если он убил Натали, то зачем же тогда писал вам письма, обличая вас? – спросила Амалия. – Ведь он был уверен, что уличает вас в смертном грехе, насколько я представляю себе ход его мысли. К чему тогда было вас донимать?